Доброй ночи, Империя.
Начнем не с энергетики, а с других интересных событий — а поскольку все в этом мире взаимосвязано, то и рассматривать события во взаимосвязи друг с другом становится насущной необходимостью.
На грядущей неделе товарищ Си впервые более чем за два года покинет Пекин и отправится на встречу с товарищем Владимиром. Очевидно, что двум друзьям есть что обсудить, но здесь, как и всегда, важна символика происходящего — несмотря на то, что 16 октября начнется очередной съезд КПК, товарищ Си считает важным поехать не в Вашингтон или китайские провинции, а в Самарканд.
Вот что важно: еще до Самарканда Си посетит Казахстан и слегка продует мозги Токаеву, ибо Касым-Жомарт подает неверные сигналы, временами начиная играть на стороне Запада — и товарищу Си есть чем его продуть, так как в экономике Казахстан зависит от Китая и России более чем полностью. Понятно, что Токаев постарается сохранить статус-кво, пытаясь усидеть на двух стульях сразу — и какое решение он примет после встречи с Си, мы увидим уже на саммите ШОС в Самарканде.
Куда важнее здесь следующее: да, Си не приехал на ВЭФ, однако от него там был ближайший соратник — спикер парламента Ян Цзейчи. Очень и очень влиятельное лицо в китайской политике и команде Цзиньпиня. А вот то, что Си решил лично отправиться в Самарканд, говорит о многом. Во-первых, он уверен в хороших для него итогах КПК и в своем третьем сроке на посту Председателя КНР.
Во-вторых, перед съездом важен каждый день, поскольку «комсомольцы» в КПК тоже не дремлют и постараются сделать все возможное для смены власти — а это откровенно прозападная группировка, наподобие наших либералов в правительстве России. Да, встреча важна, но после возврата в Поднебесную товарища Си ждет десятидневный карантин, от которого не спасет даже должность Председателя.
Повторюсь, карантин в момент подготовки к съезду, когда важен каждый день — это риск для Си и он идет на него намеренно. Это самое яркое свидетельство того, что дальнейшие отношение с Россией становятся слишком важны для Китая, чтобы отказываться от их укрепления даже в такой сложный момент.
А момент действительно предельно сложный, как во внутренней политике, так и во внешней. В Китае растет инфляция, уровень жизни снижается, а проблему Тайваня необходимо решить с минимальными издержками для Пекина (и Москвы) и с максимальной головной болью для Америки. Для Америки, а не для всего коллективного Запада — весь «цивилизованный» мир давно уже лежит под пятой Вашингтона.
Большая Игра в самом разгаре и ее элементы наблюдаем в прямом эфире. События в Харьковской области — одна из деталей Игры, направленная против России. Объявление КНДР о приобретении ядерного статуса — это деталь игры Пекина и Москвы против Вашингтона. Ставки сейчас не просто повышаются, они задраны до небес — и одной из ставок стал нынешний энергетический кризис в Европе и Британии.
Это к слову о том, стоит ли паниковать по поводу некоторых событий — у нас не просто борьба за место под Солнцем, у нас определяется, каким вообще будет этот мир в ближайшие столетия.
Углубляющееся партнерство «без ограничений» между растущей сверхдержавой Китаем и гигантом природных ресурсов Россией является одним из самых интригующих геополитических событий последних лет, за которым Запад наблюдает с тревогой.
Россия, некогда старший партнер в глобальной коммунистической иерархии, после распада Советского Союза в 1991 году теперь считается младшим партнером возрождающегося коммунистического Китая, который, по прогнозам, в следующем десятилетии обгонит Соединенные Штаты в качестве крупнейшей экономики мира.
Хотя исторические противоречия в партнерстве изобилуют, нет никаких признаков того, что Си готов отказаться от своей поддержки Путина в самой серьезной конфронтации России с Западом со времен разгара холодной войны.
Понятно, что западные аналитики подают информацию под своим соусом, к которому привыкли власти США и Евросоюза — однако при этом даже они уже не отрицают экзистенциальный характер противостояния.
А оно (противостояние) порой принимает самые причудливые формы и наносит реальный экономический ущерб сторонам конфликта — и то, что стороны намеренно идут на него, показывает, насколько далеко может зайти ситуация. Единственное, в чем сейчас согласны глобальный Запад и глобальный Восток, заключено в том, что дело не должно дойти до обмена прямыми ядерными ударами — в остальном же все средства хороши.
Цена за конфликт очень высока и стороны упорно работают над тем, чтобы для противника она стала еще выше — а когда она наконец-то достигнет непомерной величины, социальный протест может снести к чертовой бабушке всю институциональную конструкцию. Задача каждой из сторон — сделать так, чтобы довести ситуацию у противника до состояния полного абсурда. Пока глобальному Востоку это удается лучше, ибо глобальный Запад совершил ряд стратегических ошибок — последствия мы тоже наблюдаем в прямом эфире.
Хватит теоретизировать, пора перейти к практике.
Итак, вот вам несколько замечательных раскладов. Расклад первый, для тех, кто не понимает, почему европейская промышленность обречена: при нынешних ценах на энергию себестоимость выплавки алюминия в Европе составляет 6000 долларов. Стоимость алюминия на торговых площадках по всему миру — 2500 долларов за тонну.
Это не просто потеря рентабельности любого энергоемкого производства, это в дальнейшем утеря компетенций в области высоких технологий — они попросту невозможны без базиса в виде собственной промышленности.
Расклад второй. Этот пример меня просто восхитил, настолько он хорош и показателен для адекватного погружения в реальность.
Итак, за первое полугодие 2022 года химические концерны Евросоюза были вынуждены импортировать те химикаты, которые они производили ранее — и которые стали слишком убыточными для производства в Европе.
Германия все чаще получает жизненно важные химикаты из-за рубежа, поскольку промышленные гиганты страны, такие как BASF SE борется с резким ростом цен на энергоносители из-за сокращения поставок российского газа.
Объемы импорта химических веществ почти удвоились в этом году, поскольку кризис углубился. По данным федерального статистического управления Германии, в первой половине 2022 года Германия импортировала около 2,8 миллиарда тонн неорганических химикатов. Это примерно на 40% больше в натуральном выражении, чем за тот же период год назад.
Между тем, внутреннее производство химической продукции резко упало, поскольку производители сокращают производство из-за заоблачных цен на газ.
Этот сдвиг подчеркивает глубину энергетического кризиса в Германии, которая страдает от более высоких цен, чем в соседних странах, из-за своей зависимости от российского газа. Падение внутреннего производства может быть ранним признаком экономического кризиса, который нарастает в стране.
Вдумайтесь: 2,8 млрд тонн химикатов всего за полгода. Это произведено в других странах и экспортировано этими странами в Евросоюз — к примеру, BASF больше не производит аммиак из-за конских цен на природный газ, который является здесь и энергоносителем, и сырьем.
Низкий поклон фрау Урсуле и прочим еврокомиссарам, уверенно ведущим экономику Европы в пропасть и укрепляющим Россию и страны ЮВА (Юго-Восточной Азии).
Расклад третий:
Хотя европейские (и другие) политики публично осуждают Россию за действия на Украине и так же публично уверяют избирателей в эффективной работе санкций, они умалчивают о продолжающихся закупках российской нефти.
Тем не менее, по подсчетам Bloomberg, Россия ежедневно по морю экспортирует около 3.32 млн баррелей нефти, и Европа покупает треть этого объема, пока может. А это означает, что ничего не изменилось с июня, когда было согласовано эмбарго, и Европе придется искать альтернативных поставщиков нефти в условиях вероятного повышения цен.
Сейчас цены падают из-за введения новых карантинов в Китае и ожиданий по поводу повышения ставок центральными банками, но как только эмбарго начнет действовать, цены могут восстановиться как раз тогда, когда для Европы это будет наиболее болезненно. И именно поэтому сейчас она создает запасы нефти, которую собирается запретить.
Европа запасается не только нефтью. На континенте растет острая потребность в ископаемых видах топлива по сравнению с предыдущими годами. В недавнем отчете FT назвала это «неизбежным злом ископаемого топлива военного времени», а Европейский союз продолжает повторять, что планы по сокращению выбросов остаются в силе, хотя все больше кажется, что для них энергетическая безопасность отошла на второй план.
Как показали расчеты Bloomberg, основанные на заявлениях министра нефти Индии Хардипа Сингха Пури, экспорт нефти из России в северную Европу особенно заметно вырос в первую неделю этого месяца.
«Я сказал, что европейцы за день покупают больше, чем мы за квартал. Я был бы удивлен, если бы ситуация изменилась», — рассказал он CNBC на этой неделе.
Комментарии Пури прозвучали в ответ на вопрос о критике Индии за то, что она продолжает покупать нефть у России, несмотря на западные санкции и осуждение действий страны на Украине.
Высокопоставленный индийский чиновник пошел еще дальше. На вопрос о том, испытывает ли он какие-либо угрызения совести по поводу импорта нефти из России, он ответил: «Нет, никаких противоречий нет. У меня есть моральный долг перед потребителями. Хочу ли я, как демократически избранный политик, довести дело до ситуации, когда на заправках закончится бензин?»
Любому политику, даже европейскому, было бы трудно поспорить с этим.
Ну и финальный расклад The Economist, который до этого не был замечен в пустом алармизме:
В последние недели форвардные цены на электроэнергию, потребляемую в дневное время, на четвертый квартал года на некоторое время поднялись выше €1200 ($1200) за МВТ•ч в Германии и выше фантастического уровня в €2500 во Франции. Обычная цена составляет около €50. Причина проста — дефицит. На фоне потери генерирующих мощностей из-за техобслуживания (во Франции), закрытия (в Германии) и засухи (по всему континенту) странам пришлось запускать все больше газовых электростанций, при этом топливо для них сильно подорожало после того, как Россия стала использовать энергетическое оружие.
Как и на любом другом рынке однородных товаров, цена на электроэнергию устанавливается самым поставщиком с самыми большими ценами. Это значит, что даже электростанции с низкими эксплуатационными расходами, такие как атомные или ветряные электростанции, имеют высокие цены, которые устанавливают газовые электростанции. Это приводит к огромным прибылям и общественному возмущению. Основываясь на форвардных кривых, Morgan Stanley считает, что расходы на электроэнергию в ЕС могут увеличиться более чем на €800 млрд, что составляет целых 6% ВВП. Соответственно политики начинают задаваться вопросом о необходимости другого механизма ценообразования.
Казалось бы, всего 6% ВВП. Ничего непреодолимого — напечатайте еще немного денег и будет вам счастье. Не тут-то было: энергоносителей не хватает физически. И будет не хватать ближайшие пять лет минимум, если исходить из сегодняшних раскладов — для Европы беда в том, повторюсь, что Москва и Пекин упорно работают над изменением раскладов.
Проблема в том, что спроектировать рынок электроэнергии очень сложно. Электроэнергия не может храниться в требуемом масштабе и должна поставляться точно в тот момент, когда она необходима. Производителям нужно заранее потратить много денег, чтобы построить ветряную турбину или электростанцию, при этом у них должна быть возможность вернуть их и получать прибыль в течение десятилетий. Из-за политики в области изменения климата в систему поступает все больше возобновляемой электроэнергии, хотя она в основном зависит от прихотей ветра и солнца.
Сегодня в Европе существует последовательность рынков, некоторые из которых охватывают весь континент, где поставщики, такие как электростанции, продают электроэнергии розничным поставщикам, крупным промышленным потребителям и т.д. Некоторые сделки заключаются за несколько месяцев или даже лет до поставки электроэнергии, поскольку поставщикам и потребителям нужно четкое представление в отношении доходов и затрат. Базовая цена на поставку электроэнергии и урегулирование многих долгосрочных соглашений устанавливается на спотовом рынке, где физические поставки электроэнергии продаются на следующий день. Поставщики делают ставки в зависимости от того, сколько будет стоить предоставление дополнительной единицы мощности, известной как предельная себестоимость.
В основе лежит простая идея. Для производства электроэнергии по низким ценам и с меньшими выбросами углерода требуется много информации. Некоторые технологии, например, атомные, эффективны для обеспечения постоянного потока энергии (уран в достаточном количестве есть только у русских — автор). Газ (который сами знаете у кого и где) подходит для быстрого запуска. Солнечный свет лучше всего использовать в обеденное время (о нет, они догадались!!! — автор). Предельная цена электроэнергии дает информацию, необходимую для переключения между этими видами энергии, сигнализируя о стоимости дополнительной единицы электроэнергии.
Если вы таки думали, что на этом The Economist и завершит вразумление европейских и британских политиков, то ошибаетесь — как топили за «зеленую повестку», так и продолжают топить:
Рынок также создает стимулы для использования той или иной электроэнергии, когда ее производство является самым дешевым. Сейчас самые низкие цены в обеденное и ночное время.
Переход на возобновляемые источники энергии означает, что цены станут более волатильными. Но как раз эта волатильность стимулирует инновации и инвестиции в системы хранения данных, интеллектуальные счетчики и водород. Аккумуляторы повышенной емкости и обеспечиваемые ими хранилища будут наиболее эффективны, когда цены колеблются между крайними значениями.
Перевожу на человеческий: чем будет хуже, тем лучше для энергетики ЕС. Европа будет вынуждена находить новые технологии, ибо тоталитарный газ Европе больше не по карману.
Я почти согласился с этим, но меня остановило следующее соображение: любая новая технология требует энергии. Много энергии. Даже на стадии проектирования задачи, не говоря уж о создании прототипов — весь мир уже полвека бьется над термоядерной энергией и продолжает топить газом, углем, нефтью, ураном и дровами.
И это мы еще не говорим, что в наше время любая новая технология в обязательном порядке проектируется и тестируется в виртуальном виде — а цифровая экономика тоже жрет энергию, как не в себя.
Некоторое время казалось, что проблема европейского рынка была в слишком низких ценах. С появлением на рынке все большего количества возобновляемых источников энергии стоимость электроэнергии иногда падала до нуля и даже становилась отрицательной. Вопрос заключался в том, как малодоходные газовые электростанции, которые могут понадобиться для освещения в безветренный, пасмурный зимний день, смогут зарабатывать достаточно денег в течение оставшейся части года, чтобы существовать. Некоторые страны решили добавить рынок мощности, то есть они выставили на аукцион платежи генерирующим компаниям только за то, что они там присутствуют. Другие предпочитали «обычный рынок электроэнергии».
Сейчас вопрос стоит иначе. Европейские рынки столкнулись с заоблачными ценами на электроэнергию из-за конфликта. И для этой ситуации они оказались не предназначены. Поэтому политики столкнулись с тремя проблемами. Первая — сохранение сигнала о предельных ценах, как для производителей, так и для потребителей, в условиях политического давления, направленного на его ослабление. Снижение цен, например, за счет субсидирования газа, используемого для выработки электроэнергии, как в Испании и Португалии, в других странах потребовало бы иной формы нормирования для распределения дефицитной энергии. (Испания и Португалия могут обойтись без нормирования, поскольку Испания является важным газовым хабом и поэтому может с легкостью импортировать большие объемы).
Вторая проблема заключается в том, как перераспределять прибыль, и нужно ли это делать. Правительство Германии недавно решило забирать прибыль, которую оно считает избыточной, оставив ценовой сигнал. (Европейская комиссия может посоветовать странам сделать что-то подобное). Оно может сделать это за счет того, что по сути является налогом на непредвиденные доходы, который ограничивает долю цены на спотовом рынке, которую могут сохранить поставщики. Проблема в том, что генерирующие компании хеджируют риски в разной степени, а это значит, что реальных получателей неожиданной прибыли может быть трудно найти, и они фактически могут находиться за пределами энергетического рынка.
Третья проблема — обеспечить готовность энергетического рынка Европы к следующему кризису, и сделать это, не уничтожив его преимущества. В данный момент спотовый рынок эффективно распределяет мощности и подает сигналы о нехватке энергии, обеспечивая стимулы для инвестиций в возобновляемые источники энергии. Однако для защиты от продолжительного дефицита мощностей и, следовательно, от очередного ценового кризиса европейским энергетическим рынкам нужно адаптироваться. Рынки долгосрочного хеджирования не очень ликвидны, поскольку потребители не видели особой необходимости в ценовой безопасности. В будущем они, вероятно, изменят мнение. Регулирующие органы могут прийти на помощь. Исследователи из Массачусетского технологического института советует им покупать «опционы доступности» у генерирующих компаний, — форма страхования, которая вернет прибыль от завышенных цен потребителям, фактически создавая автоматический налог на непредвиденные расходы. Как бы политикам хотелось иметь нечто подобное прямо сейчас.
Интересно, мне одному кажется, что The Economist всеми силами толкает Европу и Британию к настоящему социализму с нечеловеческим лицом? Госплан, распределение благ и ресурсов из единого центра, риторика времен военного коммунизма — автору ведь это не снится, нет?
Проблема вовсе не в «измах» — на название системы всем сейчас плевать с Пизанской башни. Проблема в самой системе, неспособной договориться о единой стратегии между отдельными элементами этой системы. Венгры и немцы против введения предельных цен на нефть. Все соседи Германии против помощи Германии в виде поставок излишков газа. Гаага и другие города Нидерландов, вымаливающие возможность не соблюдать санкции против России — и правительству пришлось согласиться с этим, пусть опять покупают поганый российский газ.
Чехия топит за санкции, а чехи топят против своего правительства, которое топит за санкции — и когда мы увидим акции гражданского неповиновения на улицах Праги? В октябре или они дотерпят до ноября? Хабек, который объясняет телезрителям, что «мы всего лишь временно остановим свою промышленность» — кто он для немцев, которые потеряют работу, уровень жизни и средства на существование? Президент Макрон, говорящий, что «лучшая энергия — это та, которую мы не используем» — кто он для простых французов? Носитель сакральных знаний настоящего государственного деятеля или просто манекен глобалистов, поставленный на главное место в стране?
Народ, если вам вдруг показалось, что пришло время паники — вдохните поглубже, остановитесь и посмотрите на себя в зеркало. Все на месте, ничего не пропало? Поверьте, у России еще будут сложные времена, нам еще долго жить в подвешенном психологическом состоянии — но наша страна ждет от нас не воплей и стенаний, а веры в Россию и действий во имя России.
Но вот маковку одной из башен Кремля я бы все-таки свернул раз и навсегда, дабы у нас больше не появлялись новые «шаги доброй воли» в отношении тех, кто заслуживает только Нюрнбергского трибунала — и если это не сделает сама власть, то сделают парни, вернувшиеся с настоящей войны. А они обязательно захотят это сделать, потому что сейчас там растет элита, которой давно у нас не видывали — пожалуй, такая была только в первые годы после Великой Отечественной.
И да, это не призыв и не угроза. Это констатация факта: если вы растите новую элиту, будьте готовы к тому, что она придет навести порядок.
А Европа? Да что Европа — ее уже списали в утиль, как бы она ни верила в иное. Очень удобное время для устранения основного экономического конкурента для Америки — руками Европы, за счет Европы и на руинах Европы.
Строго по классической западной схеме.
Свежие комментарии