Собственно, не хотел ничего писать об этой войне. Все, что мог сказать, уже сказал. Добавить нечего. Но четыре утра. И опять не могу заснуть. Да и фотки еще не выложенные остались. Так что напишу. Все равно, как ни крути, вспоминаю.
Во Владикавказ я прилетел вечером девятого августа. Меня встретили, отвезли в город. На площади у здания правительства республики митинг. Люди требуют войны. В основном - женщины. Градус истерики чуть не на точке кипения. Но в целом в городе относительно спокойно. Попытался разузнать что к чему. Транспорт в Южную Осетию не ходит. Есть ли дорога, нет ли - не известно. Как не известно, открыт ли Рокский тоннель или нет, обрушен ли и чей он вообще. Кто говорит наш, кто - грузинский. Слухи один краше другого. Но в том, что Транскам обстреливается и до Цхинвали не добраться, сходятся все. Поужинал, заселился в гостиницу. Утра вечера мудренее.
Утром решил не париться с поиском машины, а пойти на пункт записи добровольцев и попробовать уехать оттуда. Благо, обещались помочь.

Народу здесь было не так чтобы уж очень много, во всяком случае явно меньше чем на митинге, но записывались. Единственное требование - наличие формы. Форма у меня была. Записался в третий взвод под номером двадцать.

Персонажи разные - и казаки с оружием, и идейные люди, и авантюристы... Все как обычно. Клоунов тоже хватает.
Этот товарищ был в увольнении, а тут - война. До сих пор не протрезвел. Если уж откровенно - бухой в ноль. Глаз подбит. Иностранные репортеры накинулись на него, как мухи на повидло. Лицо российской армии, мол. Он с радостью раздает интервью. Что они там потом напоказывали - представляю.

Но в целом люди адекватные. Без истерик, без призывов вырезать до седьмого колена. Спокойная уверенность людей, знающих за что они едут воевать. А едут все за Родину. Это общий порыв, он ощущается почти физически и об нет смысла говорить. Но при этом - совершенно без пафоса. Вообще, в целом Осетии я не видел такой ненависти к грузинам, как в Абхазии. После войны, кстати, тоже.

Очень многие не записывались, а передавали воду и еду. Главное воду. О том, что в городе перебит водопровод, было уже известно.
После полудня загрузили автобусов пять-семь людьми и гуманитаркой, поехали

Командир этой колонны. Ни имени, ни фамилии не помню. Очень хороший мужик. Грамотный, спокойный, доброжелательный.

По дороге остановились помолиться. Это Роща Святого Хетага, место, почитаемое в Осетии за святыню. Кажется, Хетаг был первый христианин. От него пошли все Хетагуровы.

У Алагира нагнали армию. От этого места и дальше - километров сто, все забито техникой. Армия идет уже практически непрерывно.

Какие-то части стоят и просто на трассе

Лагерь беженцев

Памятник. Видимо, Хетагу

Транскам

На подъезде к тоннелю, в районе Чертового моста, базируется ракетная часть. Снял на ходу, что это - "Искандеры" или "Точки" или еще что, определить не смог. Судя по всему, ракетами шмаляли именно отсюда

Техника, как всегда, в говенном состоянии. Отставших очень много, добираются по одному. Много и сломавшихся по обочинам, брошенных ушедшей вперед армией. Все как всегда, в общем. Несколько раз видел и свалившихся с обрыва - один раз явно с погибшими.

Перед тоннелем пробка. Никого не пускают, дорога только для армии. И для беженцев с той стороны. Но нам, как добровольцам, зеленый свет. Только на таможне проверили паспорта, да спросили есть ли оружие. Не для того чтобы конфисковать, а чтобы предупредить - обратно с оружием уже не впустят. Паспорта, кстати, были не у всех. Таких сняли.
Тоннель в аварийном состоянии. Две полосы, техника расходится с трудом. Дышать совершенно нечем. Одна саушка сломалась в самом тоннеле, ровно посередине. Экипаж что-то там чинил, но что там можно было починить, я не знаю - у меня через пятнадцать минут началась тошнота и рвотные позывы, угорел напрочь. Саланг ничему так и не научил.

Южная Осетия. Красиво, черт возьми. Меня всегда поражает этот контраст красоты и войны. А запоминается, блин, один черт в черном цвете.

Перед Джавой встретили колонну "Скорых" Двадцать пять машин. В основном с беженцами - бабы и дети

Джава. Здесь проходит граница войны. Все - ты пересек черту, въехал в круг. Кто-то щелкает выключателем и все что имело значение до этого, остается там, за спиной. Обратной дороги больше нет. Теперь - только война.
Беженцы, ополченцы, армия - все вперемежку. Тюки, холодильники, танки, диваны, козы, БТРы… Шанхай. Все орут, бегают, хотят уехать – туда и оттуда, лезут в автобусы и на броню, договариваются, сидят обреченно, спят или просто смотрят в одну точку.
В магазине трое солдат покупают мешок лука и мешок помидор. Возбуждены и озлоблены. Осетин называют «осетрЫ». С ударением на «ы». Грузин – «грызуны». Рассказывают, что только что из города. Доставали своих из подвалов – передовые части пытались зайти в Цхинвал еще вчера и их там зажали. Город до сих пор не взят. Идут локальные стычки.

В садах молодые душарики-срочники собирают яблоки. Задроченные, грязные, голодные. Собирают не себе. Их подгоняют матами с брони. С дедовщиной явно все в порядке.

В Джаве ополченцев останавливают. Высоты вдоль Транскама еще контролируются грузинской армией, дорога обстреливается. С утра подбили две шишиги и еще что-то, БМП, кажется. Авиаподдержка колонн временно прекращена - к этому моменту сбито три самолета.
Надо как-то пробираться дальше. Пытаюсь поймать попутку. Никто не останавливается. Наконец тормозит Жорик на простреленной медицинской "таблетке" без лобового стекла.
- В Цхинвал?
Кивает.
- Через лес?
Кивает.
- Проедем?
Пожимает плечами.
Разговорчивый человек, ничего не скажешь. В машине - матрас, автомат и телевизор. Зачем телевизор? А куда девать. Дом теперь - проходной двор, двери выбило, окна вместе с рамами унесло. Все свое ношу с собой, в общем.

Первый двухсотый

За Джавой становится посвободнее. Танки и беженцы

Сворачиваем на объездную Зарскую дорогу. Тут уже совсем мало людей. Кто тут хозяйничает, черт его знает. Хотя брошенная вместе с экипажами техника попадается и здесь.
Жорик тот еще кадр. Лобового стекла нет, из под колес пыль столбом - вытянутую руку не видно, по обрывам техника кувырнувшаяся валяется - а он гонит под сотню и молчит. Блин, до войны бы живым добраться. Люблю таких.
Петляем часа полтора-два, по дороге подбираем трех-четырех парней, воевавших в городе и сейчас возвращающихся обратно на передовую. Город, говорят, взят но пока не зачищен. Показывают на мобильнике пленных грузинских солдат. Веселы, одеты в трофейные каски и бронежилеты, один с пулеметом.
К городу подъезжаем уже в сумерках. Горит не так сильно, как я ожидал

Жорик высаживает у своего дома, предлагает остаться. У соседа - у того подвал есть. Идем к соседу. От дома только первый этаж. Да и то половина. Во дворе две машины, "девятка" и "Газель". В дуршлаг. Ракета попала точнехонько во двор. В подвале как в бане, над головой до сих пор тлеет. Но зато полно компота. В городе без воды это почти состояние.
Решаю все же идти искать миротворцев. Оставляю им денег.
На улице артиллерийская стрельба. Снаряды ложатся километрах в полутора. Кто, в кого, куда - черт его знает. Но неуютно.
Около подбитых танков окликают по имени. Осетины, те самые, которых подвозили.

Показывают грузинского танкиста. Фотографирую.

Предлагают остаться с ними до утра. Решаю все же искать какую-нибудь цивилизацию. В итоге нахожу штаб миротворцев. Меня поначалу принимают вроде бы за шпиона - один, пешком, посреди ночи... Потом размещают в столовой. Дают котлету с гречкой.
На ночь укладываюсь под окном. На улице бухает. Нет, хреновая позиция. Исполосует осколками стекла. Переползаю в угол, затем в дверной проем - под перекрытие. Здесь не завалит. Не должно.
Мысль, как всегда, только одна: "Блин...Ну вот на хрена я еще и сюда поперся?"