Стоило только появиться граммофонам в широкой продаже, как ушлые ребята придумали схему неплохого заработка. Появилась даже такая профессия «демонстратор фонографа». Они покупали модную штучку, которая пока еще была дорогой редкостью и разъезжали по небольшим уездным городам, давая в Ельце, Сарапуле и прочих Урюпинсках «концерты на граммофоне».
Поначалу у демонстраторов получалось неплохо, так что некоторые вкладывали в дело приличные суммы, чтобы пластинок с записями имелось побольше и «концерты» получались на любой вкус.
Но уже к 1904 году новинка перестала быть такой уж редкостью. В результате в журнале «Граммофон и фонограф» появлялись заметки вот такого грустного содержания:
«… Несколько лет тому назад демонстраторы, путешествовавшие по России с фонографами и граммофонами, наживали до 500 рублей в месяц. Но «прошли весёлые дни Аранжуеца», и демонстраторы влачат жалкое существование. На днях в Петербург вернулся из путешествия один из таких демонстраторов. Он в прошлом году купил лучший аппарат и рублей на семьсот пластинок. Концерты, которые он давал в мелких городах России, публика не посещала. Г. К. страшно бедствовал и приехал в Петербург, чтобы продать свой граммофон и поступить куда-нибудь писцом на 30 руб. жалования. Sic transit gloria mundi…»
Что-то вроде современного «побыл немного блогером, потом пошел на завод»…
Через некоторое время граммофоны стали настолько распространенными, что начали раздражать. Примерно также как нас раздражает музыкальный репертуар, который выбирают водители маршруток. Ну вот это «Радио Шансон», Михаил Круг и прочие радости.
Вот и «Петербургская газета» в 1909 году возмущалась:
«….В каждой плюгавенькой портерной, в каждом вонючем трактире орет на всю улицу граммофон. В особенности это заметно на окраинах города. Попробуйте-ка, например, пройти с Финляндского вокзала по Финскому переулку: с обеих сторон улицы из портерных и трактирных заведений день-деньской раздается по улице такая граммофонная какофония, что злополучные обитатели домов этого переулка вынуждены держать окна запертыми, несмотря на летние жары.
В одной портерной граммофон поет:
«Последний нынешний денечек,
Гуляю с вами я, друзья!..»
А напротив, через дорогу:
«Ванька парень был пригожий,
Недурен собой,
А Матрена была тоже
Баба ой, ой, ой…»
И конечно вопрос предлагалось решать радикально:
«…Граммофоны в портерных заведениях и трактирах «без крепких напитков» просто-напросто воспретить – в интересах общественного здравия и спокойствия, а также и в интересах трезвости населения; если же воспретить нельзя, то обязать портерщиков и трактирщиков запирать двери своих заведений, когда орет граммофон, чтобы он не терзал уши прохожих и обывателей соседних домов. Побольше тишины – поменьше соблазна для трезвенников…»
Как у нас это обычно и бывает: давайте все запретим и разрешать не будем.
И поэтому когда Калинкинское пивомедоваренное товарищество попробовало поставить в своей пивной граммофон официально, получив разрешение, ничего не получилось.
На прошение московскому градоначальнику:
«Калинкинское пивомедоваренное товарищество имеет честь покорнейше просить Ваше превосходительство о разрешении ему в содержимой распивочной пивной лавке, находящейся 2-го участка Мещанской части по Краснопрудной улице, поставить граммофон, которым будут исполняемы следующие пьесы: «Вот мчится тройка почтовая», «Вниз по матушке по Волге», «Карие глазки куда скрылись», «Ой полным полна коробочка», «Ты взойди солнце красное», «Ревела буря дождь шумел» («Ермак»), «Под двуглавым орлом», малороссийское попурри-марш…»
был получен категорический отказ. Причина, видимо, аналогична описанной в фельетоне «Петербургской газеты» - орущий день и ночь для привлечения публики граммофон несказанно раздражал. Думаю, что обыватели были очень благодарны такому решению городского начальства.
Характерным примером настроений обывателей стала заметка в «Петербургской газете» в апреле 1915 года:
«… Радость дачников
Во всех дачных местах Петроградской губернии запрещена в чайных заведениях игра на граммофонах и всякая другая музыка. Это, конечно, очень обрадует дачников, любящих тишину, но пора вместе с этим угомонить пастухов, дудящих под окнами в 6 часов утра без всякой надобности: скот отлично знает время выгона…»
Кстати, обратите внимание на дату заметки – апрель 1915 года. Империя уже столкнулась со снарядным голодом, на фронте полоса сплошных неудач, а в столице – дачи, чайные и граммофоны.
Кстати, начальство вообще относилось к граммофонам с подозрением и опаской. Примерно также как в наш век к Интернету.
Я уже как-то рассказывал про то, как в Россию пытались не пускать самолеты. Так вот и с граммофонами полицейское начальство тоже пыталось навести свои порядки. Потому что все эти пластинки – штука очень подозрительная. Даже хуже книг, с которыми все и так знают, как бороться.
Письмо опубликовано ГА РФ в своем официальном телеграм-канале "Документальное прошлое"
В 1911 году губернаторам было разослано циркулярное письмо следующего содержания:
«…За последнее время в разного рода общественных местах, где скопляется значительное количество публики, получили сильное распространение граммофоны и тому подобные механические инструменты, передающие благодаря усовершенствованиям в этой области техники, с полным успехом и вполне ясно, не только музыкальные произведения, но даже целые речи. Подобным способом передачи могут быть распространяемы разного рода нецензурные … рассказы и песни, а также вредного и даже преступного содержания речи политических агитаторов.
... Принимая во внимание, что передача путем граммофона разного рода пьес и речей по своему вредному влиянию на слушателей стоит несравненно выше, чем распространение их путем печати, и что пластинки и валики, служащие для демонстрирования этого рода произведений обычно значатся под вымышленными наименованиями, я прошу Ваше Превосходительство сделать немедленно распоряжения подведомственным чинам полиции о проверке ... граммофонных пластинок, и в случае обнаружения у торговцев или же в каких-либо других доступных для публики местах пластинок, недозволенных цензурою или же таких, воспроизведение коих в публичных местах представлялось бы по местным условиям нежелательным, об изъятии таковых из обращения… и о привлечении виновных к законной ответственности…»
В общем, ничего нового на белом свете.
Справедливости ради, в том же циркуляре рекомендовалось специально объяснить полиции, что ей следует «…отнестись к (...) поручению возможно менее формально…»
Впрочем, граммофонов меньше не становилось, только больше, пока не грянула революция. Ну а потом все пошло совсем по-другому.
Свежие комментарии