1. Русский рок, на который возлагали такие надежды в 1990-е, не взлетел — за пределами России он малоизвестен. Причины понятны — большая часть наших рокеров вышла из хороших советских семей, зачастую номенклатурных. Тусовка и блат, принадлежность к своим, изначально были для этой прослойки важнее музыки. Неудивительно, что фирменное высокомерие наших рок-звёзд выглядело за рубежом неуместно. Цитирую Александра Скоробогатова (ссылка):
Об одной ошибке Бориса Гребенщикова, стоившей ему карьеры в Америке. В 1989 Гребенщиков был на пике популярности в СССР, и ряд влиятельных людей из шоу-индустрии на Западе поверили, что там он сможет повторить свой успех. В него стали серьезно вкладываться — организовали запись двух англоязычных альбомов, ротации на MTV и туры по стране.
Будучи «в тренде», он попал на передачу к Леттерману (первообраз нашего Урганта) и там из отмеченного ведущим факта об огромных заработках американских рок-звезд вывел, что «рок-н-ролл здесь такой скучный».
Ведущий, конечно, вежливо улыбнулся, но уже по возгласам в зале понятно, что этими словами БГ похоронил себя для американской аудитории.
Их образ мысли представить несложно. Некто пожаловал сюда из-за границы, чтобы нас покорять, и вдруг заявляет, что у нас здесь что-то скучное. Иными словами, гость нелестно отзывается о нашей стране. Это не значит, что ему надо бить морду или поливать его грязью. Он может говорить и делать все, что хочет, пока это в рамках закона. Просто нам такой человек неинтересен, равно как и любой другой, кто относится к нам без уважения.
С БГ именно так и вышло после этого интервью. Тамошней публике он «не зашел». В том числе и благодаря этим неуважительным к Америке словам.
Так воспринимает себя любая здоровая страна (какой, напр., США были в прошлом): если ты нас не уважаешь, то мы тебя в ответ — даже не ненавидим, ты для нас просто пустое место. Это своего рода иммунитет по отношению ко всему потенциально вредному для общества.
Добавлю, что творчество господина Гребенщикова довольно специфично. Широкой публике нравится ровно одна его песня — про «город золотой», при этом стихи к песне написал Анри Волохонский, а музыку — Владимир Вавилов. С большой долей вероятности, карьеры в США у Бориса Гребенщикова не получилось бы в любом случае.
2. Протеже господина Гребенщикова, Профессор Лебединский, держит нос по ветру гораздо точнее — на днях он выпустил клип в поддержку Израиля. Молодёжь обозначает подобные клипы модным словом «кринж», однако тут речь скорее про политическую позицию, чем про искусство. Текст и видеоряд однозначны до предела. С одной стороны — США, Израиль, Киев и срамобесы. С другой стороны — палестинцы и Хезболла. Мне кажется, звезда девяностых прямо-таки вынуждает русских занять сторону в конфликте (видео):
3. А вот Андрей Макаревич тоже видит окружающий мир немного не в фокусе. Блогер Павел Шипилин пишет (ссылка):
Макаревич жалуется, что концерты «Машины времени» отменены в Узбекистане. Заметьте, это уже не коварный Кремль вставляет палки в колеса и заставляет организаторов возвращать билеты.
Но в его речи любопытно другое.
«Поддержал страну, в которой живу», — говорит он.
А почему не поддержал страну, в которой жил до получения израильского гражданства?
У певца явно проблемы с головой. Или с совестью.
А отсюда — с аудиторией. Разлюбили его почти все. Хоть и по разным причинам.
Но Макаревич никогда не признается самому себе, что в сложившейся ситуации виноват он сам. Народ не тот.
PS. Кто-нибудь сейчас снова удивлённо спросит про «хорошие советские семьи». Рекомендую просто прочесть биографию наших заслуженных рокеров и бунтарей: там через одного ровно те самые «мажоры», про которых они с таким пафосом пели на квартирниках. Отец Профессора Лебединского — настоящий профессор, Игорь Воронцов, сын крупного советского чиновника, один из главных педиатров СССР. (ссылка). Борис Гребенщиков — сын директора завода Балтийского Пароходства (ссылка). Родители Андрея Макаревича — два профессора (ссылка).
Конечно, нет ничего плохого в том, чтобы быть сыном профессора или директора завода. Проблема в том, что вся эта музыкальная тусовка позднего СССР формировалась не по принципу меритократии, «кто лучше играет», а по классическому принципу подобных тусовок: кто кого знает, кто с кем дружит, кто к кому подлизывается. Как итог, мы имеем период довольно специфической музыки, которая — счёт на табло — совершенно не котируется у тех, кто не слышал её в юности из каждого дворового утюга.
Свежие комментарии