Почему историю сегодня все чаще считают какой-то ничему не соответствующей благочестивой сказкой, все так и продолжаемой упорно навешиваться на уши послушным школярам?
А все дело в том, что прошли времена засилия в нашей стране иноземщины, а потому русский человек начинает оглядываться по сторонам. Он всегда был уверен, что где-то его очень крупно обманывали. Но технологии этого обмана вплоть до последних времен еще не удалось разгадать никому. Однако же — еще не вечер: будем по крупицам собирать сведения о нашем прошлом, к сожалению, оставшиеся не вымаранными на сегодняшний день исключительно в иностранных источниках. То есть в мемуарной литературе наших же врагов. Однако же и она, если к ней повнимательнее присмотреться, очень четко отображает те события, которые официальная наша история попыталась от нас всеми силами утаить.
Итак, что можно сказать о великом флотоводце царе-шхипере Петре Первом, якобы выучившим темную до этого Россию всем премудростям Запада?
Первое, что следует серьезного рассмотрения, действительно ли он построил нам флот? Ведь его дочь при вступлении на престол не получила в наследство от отца вообще ни одного корабля. Куда же пропал тот флот, о котором столько написано баллад? Куда же подевались те самые корабли, которые, о чем столько раз красиво расписано в художественных фильмах, несчетное количество раз одерживали викторию над шведской военной флотилией — одной из лучшей по тем временам в Европе?
Давайте разбираться. Вот что сообщается на эту тему мемуаристами той поры и историками, непредвзято относящимися к исследованным ими документам:
«…как-то, побывав на русском Севере, Петр усмотрел “старомодные” корабли и строжайшим указом повелел строить новые исключительно на “голландский” манер…» [Бушков А. Россия, которой не было. ОЛМА-ПРЕСС. ОАО ПФ «Красный пролетарий». М., 2005, с. 382].
То есть единовременно в кратчайший срок:
«…поломать все “неправильные” корабли и построить на их место “правильные”» [Буровский А. Петр Первый. Проклятый император. «Яуза». «Эксмо». М., 2008, с. 56].
Для возможных ослушников он тут же пишет и строжайшую реляцию, где шутить со своим решением, объявляющим о разрушении русского Северного флота, не советует никому:
«…а буде кто станет делать после сего указу… тех с наказанием сослать в каторгу, и суда их изрубить» [Морозов А. Ломоносов. «Молодая гвардия». М. 1961, с. 35].
И понятно, что после этой угрозы:
«…перечить Петру никто не осмелился — и гораздо более подходящие для плавания в Ледовитом океане корабли стали ломать» [Бушков А. Россия, которой не было. ОЛМА-ПРЕСС. ОАО ПФ «Красный пролетарий». М., 2005, с. 382].
«Московский флот приказано было уничтожить, и его не стало. После этого на Каспийском море долгое время не было никакого флота — ни торгового, ни военного» [Буровский А. Петр Первый. Проклятый император. «Яуза». «Эксмо». М., 2008, с. 110].
Так мы были лишены и всякой возможности сообщения с Западом через свои северные порты. И лишь по этой причине Петербург получил некоторую оттяжку времени, чтобы все же успеть сманить на свои гнилые склады русских купцов, теперь вообще потерявших всякую возможность сбыта своего невостребованного товара. Потому этой гнилой петровской затее все же удалось продержаться до того момента, когда на время оставленная без наших товаров Европа все же рискнула воспользоваться проковырянным Петром этим пресловутым «окном» в очень неудобном для нее порту, где западный ветер мог заточить их суда чуть ли ни на целую навигацию.
И только уже после введения всех вышеперечисленных мер искусственное мертворожденное детище, некое такое «Петра творенье», смогло снискать себе право на дальнейшее существование.
А ведь по тем временам наш грузооборот через Архангельск по одному только вывозу льна, не считая многих иных видов нашей отечественной продукции, пользующейся необыкновенным спросом за рубежом, своим объемом как минимум в четыре раза превосходил весь объем торговли Запада с Востоком, проходивший через Италию [Солоневич И. Народная монархия. Наша страна. Буэнос-Айрес, 1973., с. 321]! Через свои ледяные порты мы имели грузооборот в десяток раз более оживленный, нежели вся Европа в теплых лазурных водах Средиземноморья!
«…огромная торговля шла русскими товарами через Архангельск — в 1653 сумма вывоза через порт города за рубеж составляла свыше 17 млн. руб. золотом» [Платонов О. Святая Русь. Энциклопедический словарь русской цивилизации. Православное издательство «Энциклопедия русской цивилизации». М., 2000, с. 459].
Сумма названа в ценах дореволюционной России XX в. Но это всего лишь часть той бойкой торговли, которая велась в ту пору, когда берега Балтики, что самое смешное, принадлежали «врагу». То есть Швеции. Ведь:
«…часть товаров, идущих через Восточное море [Балтику — А.М.], особенно желтая медь, красная медь, железо и сталь привозится самими русскими прямо в Россию на своих ладьях из Швеции через Ладожское озеро, на котором царь владеет еще приблизительно третьей частью берега…» [Курц Б.Г. Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича. Типография И.И. Чоколова, Б.-Житомирская 20. Киев, 1915, с. 122].
То есть доставляется контрабандой. Нашей, причем, отечественной: на отечественных же плавсредствах!
А поди ты поймай этих контрабандистов. Ведь уйдут они в море еще ранней весной, то есть в конце апреля – начале мая, когда вскрывается лед в Онежском и Ладожском озерах и водные массы сами несут суда в Балтику. К тому же помогает добраться в Швецию именно в это время года и дующий практически во все стороны света ветер. А когда к июню он устоится, то есть станет западным–северо-западным, каким он и бывает летом в наших широтах, можно и домой возвращаться.
В Швеции наших удальцов встретят исключительно с распростертыми объятиями: именно мы им всегда требовались для торговли, а не они нам. К тому же можно провезти практически любой запрещенный к вывозу или облагаемый огромной пошлиной товар (например, черную икру или семгу [кстати, возможно это и является причиной столь казалось бы странной нерентабельности предприятия по ее продаже иноземными откупщиками, приобретшими у Алексея Михайловича привилегию на ее ловлю и продажу]), что для любящего пфенюжку человека запада — просто Клондайк (об антирусской политике первых Романовых см.: http://www.alekmart.ru/my-books/item/ancient-orthodoxy-from-...).
Так что распродадут свой товар в «корабельной стране» Швеции наши мореходы достаточно легко и с большим наваром. На обратном же пути следования никакой особой пристани нашим лихим ушкуйничкам вовсе не потребуется — товары можно сгружать практически в любом заранее избранном месте: хоть на берегу третьей части нам принадлежащей Ладоги, хоть на берегах Свири, хоть на берегах Онежского озера или его многочисленных притоков. А можно и не перегружать вообще нигде. Ведь главное пересечь границу, а там — поди еще докажи, что везешь ты через Тихвинскую систему сообщения (или систему водных сообщений Белоозера — будущую Мариинскую) для собственного басурмана царедворца моднючие настенные часики с мудреным боем не из разрешенного для торговли Архангельска, а из запретной по ту пору враждебной Швеции.
Причем, если обнаружится, что какой-то импортный товар в Архангельск завезен по каким-то причинам не был:
«…то Восточное море тотчас служит их прибежищем…» [Курц Б.Г. Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича. Типография И.И. Чоколова, Б.-Житомирская 20. Киев, 1915, с. 148].
То есть они тут же доставляются в Россию контрабандой — только-то и всего.
Все это, несмотря на просто титанические усилия предшествующих Петру Романовых, так-таки и не позволяло накинуть на русского человека смирительную рубашку, подменив русских предпринимателей иностранцами. Хотя все вроде бы для того законы чисто формально были и соблюдены:
«Гости — царские комерц-советники и факторы неограниченно управляют торговлей во всем государстве… а так как однако они не в состоянии одни одолеть так далеко рассеянной торговли, то назначают во всех больших городах одного, двух или трех из живущих там знатнейших купцов, которых под видом царских факторов заставляют пользоваться, хотя не именем, но привилегиями гостей… Они безпрестанно думают о том, чтобы совсем и совершенно притеснить торговлю на Восточном море и нигде не позволить никакой свободной торговли, чтобы они могли тем лучше разыгрывать хозяина и набивать свои собственные карманы» [Курц Б.Г. Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича. Типография И.И. Чоколова, Б.-Житомирская 20. Киев, 1915, с. 164].
Потому Петру, чтобы воплотить эту еще при первых Романовых лелеемую идею, требовалось на невских берегах вовсе не прорубание этого всю плешь нам проевшего пресловутого «окна в Европу». Но, наоборот, в первую очередь, крепко-накрепко прикрыть не облагаемую его налоговыми ведомствами контрабанду, упорно ведущуюся русским торговым флотом… А для того: и Неву наглухо крепостями запечатать, и флот этот русский — под каким-нибудь благовидным предлогом, например, его модернизации, уничтожить!!!
Самое же здесь, пожалуй, смешное: уничтожить тот самый флот, которого у нас якобы, до сей минуты, не было в наличии. И которым нас якобы и одарил «корабельщик» и «флотоводец» — «Великий Шхипер» — Петр.
А ведь от того и потребовалось «воевать» ему именно эти дикие заболоченные берега, а не более удобные для торговли — Ревель или Ригу. Ведь «Преобразователю» требовалось не одарить нас флотом и пристанью, как теперь считается, но, наоборот, отобрать у русского человека: как корабельную пристань, так и сам флот.
Что он, весьма благополучно, и преуспел в своих «деяниях».
Но страна по тем временам была еще слишком богата. И ему в ту пору ох как еще и было — что обкладывать налогами:
«“Россия, — писал в самом начале XVII в. француз Маржерет, — весьма богатая страна, так как из нее совсем не вывозят денег, но они ввозятся туда ежегодно в большом количестве, так как все расчеты они производят товарами, которые имеют во множестве…”» [Платонов О. Святая Русь. Энциклопедический словарь русской цивилизации. Православное издательство «Энциклопедия русской цивилизации». М., 2000, с. 459].
В допетровской Руси все стоило копейки: поросенок 5–6, курица — 3, парочка молодых кур в мае — 2, заяц — 3–4, рябчик — 1, пуд вяленого шпика — 40, 15 яиц (в июле в Твери) — 1 копейку, 100 раков — 3, 130 огурцов — 1, 10 кружек пива — 1 [Курц Б.Г. Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича. Типография И.И. Чоколова, Б.-Житомирская 20. Киев, 1915, с. 176–178].
Понятно дело, при торговле оптом цены были и еще много ниже.
Но имелся ли у нас под стать солидному качеству и количеству товаров соответственного образца торговый и рыболовецкий флот? Может быть, выше указанные Кильбургером русские суда, ежегодно отправлявшиеся для торговли в Швецию, представляли собой лишь невразумительные суденышки — что-то вроде затем в этих же водах столь прославившихся в веках петровских плоскодонных джонок типа «а-ля Стенька Разин»?
Корабли, что выясняется, в допетровской России не просто имелись. Но в совокупности представляли собою нигде в мире не встречаемую своими размерами и технической усовершенствованностью флотилию, буквально, всех времен и народов.
По Волге, например, у нас ходили бусы, величиною своею и благоустроенностью не имеющие аналогов за рубежом:
«…бус был огромным судном с водоизмещением до 2 000 тонн… Для сравнения — ни одна из каравелл, на которых Колумб доплыл до Америки, не имела водоизмещения больше 270 тонн» [Буровский А. Петр Первый. Проклятый император. «Яуза». «Эксмо». М., 2008, с. 56–57].
То есть наши всего-то еще речные суда были размерами своими в восемь раз больше их судов океанских!
Причем, упоминаются они еще арабами в самом начале XV в. вот что сообщает о плавательных средствах, с помощью которых поставляли грузы по нашей Волге. Ахмед ибн Али ал-Калкашанди (1355–1418):
«Говорится в “Масалик ал-абсар”: по ней плавают большие корабли и едут путешественники к русам и славянам» [Шихаб ад-дин Абу-л-Аббас Ахмед ибн Али ал-Калкашанди (1355–1418). Светоч для подслеповатого в искусстве писца. Цит. по: Географическое описание Золотой Орды в энциклопедии ал-Калкашанди // Историография и источниковедение истории стран Азии и Африки. Вы, с. 80–81].
То есть по Волге плавают наши гигантские корабли, своими размерами просто недосягаемые для сухопутных грабителей, а басурманы едут к нам торговать исключительно по пешеходью, о чем и проговариваются.
Но ведь даже рыболовецкая шхуна поморов, в 500 т водоизмещением, на фоне фелюг культуртрегеров, что в 270 т, выглядит более чем солидно. То есть завоеватели Америки каравеллами¸ куда запихивали толпы вооруженных до зубов конкистадоров, называли, как получается, лишь утлые лодчонки, вдвое меньшие кораблей нашей чисто рыболовецкой флотилии (и контрабандной, между прочим)!
Но может быть, сотню-другую лет после открытия Америки, суда европейцев все же несколько подросли в своих размерах?
Но и это не так. Для торговли хлебом голландцы, например, что следует из отчета Альберта Бурха и Иогана фан Фелдтриля о посольстве их в Россию в 1630 и 1631 гг., собирались выстроить:
«…160 кораблей вместимостью в 120 ластов (Голландский ласт равен 2 т), чтобы перевозить оттуда [из России —С.] хлеб…» [Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006, CCXXVIII].
То есть для серьезной перевозки грузов самая мореплавательная страна Запада выставляла, в сравнении хотя бы в тех же широтах бороздящих просторы океана поморских лодей и кочей, самые настоящие фелюги, более чем вдвое меньшие их своим водоизмещением: 240 тонн против наших 500. А уж гигантские бусы, также, между прочим, уничтоженные Петром, в сравнении с ними просто исполины!
Вот, по свидетельству Перри, каковы были они:
«…некоторые из этих судов были даже до 1 000 тонн, и служили ему [Строгонову — С.] для перевозки по реке Волге ржи, соли, рыбы…» [Перри Д. Состояние России при нынешнем царе. Цит. по: Чтения императорского Общества Истории и Древностей Российских. № 2. М., 1871, 52].
Однако ж десятилетием ранее Перри на наших реках побывал другой иностранец — голштинец Избрант Идес. В пору его путешествия, то есть еще тогда, когда Петр за свое кораблестроение, а если точнее, за кораблеломание, не принялся, вот каких размеров суда хаживали по нашим рекам. Соль из Соликамска по Каме отправляют:
«…в громадных, специально для этой цели построенных ладьях или речных судах. Каждое из них берет от 800 до 1 000 ластов, т.е. от 100 тыс. до 120 тыс. пудов. Кроме того, на них имеются всякие строения: кухня, баня и другие, — да на каждом судне насчитывается от 700 до 800 рабочих [матросов — С.]» [Алексеев Ю.А. Военно-исторический календарь 1995. Журнал «Военные знания». М. 1994, гл. 1, с. 59].
Их размеры следует исчислять по неким таким «дощаникам», то есть невзрачным якобы неказистым суденышкам, которые возили товары, до уничтожения наших плавательных средств тем же Петром, по Сухоне и Северной Двине:
«Длина дощаника колебалась от 9 до 40, а иногда и более сажен» [Алексеев Ю.А. Военно-исторический календарь 1995. Журнал «Военные знания». М. 1994, с. 168].
То есть что-то порядка 85 метров (а иногда и более). И вот что писал о них француз Жан Соваж Дьеппский, в 1586 г. посетивший Архангельск:
«И поверьте, что я видел, в течение двух месяцев, которые мы пробыли, более двухсот пятидесяти больших габар, вышедших из реки, и все они были нагружены рожью, солью, кожами, воском, льном и другими товарами» [Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006, с. 231].
Однако ж не только по Сухоне и Двине ходили эти самые им упоминаемые русские грузовые суда «габары»:
«Item, надобно габарам, совершающим плавание по морю, возвращаться в конце августа, а в половине сентября последний срок, ибо море застывает, и все покрывается льдом…» (там же).
То есть у нас существовали в больших количествах какие-то грузовые суда, которые не только в Архангельск доставляли грузы из Вологды, но ходили и за моря. И привозили товары уже откуда-то оттуда, успевая вернуться домой до середины сентября.
А размерами своими они доходили, что выше озвучено, 85 м в длину и более. Мало того, их оснастка позволяла идти в том числе и против ветра. Потому как даже о наших самых больших в мире судах, бусах, сообщается, что:
«При помощи паруса при попутном ветре они могут двигаться против течения…» [Избрант Идес и Адам Бранд. Записки о русском посольстве в Китай (1692–1695). Цит. по: Избрант Идес и Адам Бранд. Записки о посольстве в Китай. Глав. Ред. Вост. Лит. М., 1967. Гл. 1, с. 59].
Что за флот изобрел Петр Первый
Нам со школьной скамьи известно, что своим флотом бы обязаны гению Петра Первого. Но так ли это?
Вот что происходило в эпоху грандиозного строительства, которое начал Петр Первый в России:
«Все флоты, построенные Петром, сколочены в ударно короткие сроки из сырого леса… и представляли собой еле держащиеся на поверхности воды плавучие гробы» [Буровский А. Петр Первый. Проклятый император. «Яуза». «Эксмо». М., 2008, с. 110–111].
Спрашивается, почему ж не подсушить-то лес? Куда гнали? Зачем спешили?
Все это смахивает на «большой скачек» Мао Цзэдуна, когда в одночасье перестреляли всех воробьев, после чего гусеницы сожрали весь урожай.
То есть петровская затея походит исключительно на революцию. Ведь именно она никогда не объясняет последовательность производимых ею действий: она просто рубит, все что под руку попадает. Потому и щепки летят. И если петровский флот, ежегодно подновляемый сотнями вновь отструганных кораблей, быстрей успевал сгнивать, чем дойти до поля сражения, то вот какой срок годности имел флот, например, у англичан:
«В английском флоте, громившем Наполеона под Трафальгаром в 1806 году, были суда, помнившие времена Петра» [Буровский А. Петр Первый. Проклятый император. «Яуза». «Эксмо». М., 2008, с. 111].
Таков был срок службы кораблей, думается, и в нашем Каспийском или Североморском флоте. Но, что и естественно, до появления на русских многочисленных верфях этого самого «реформатора». При его же «передовых» методах строительства это предприятие:
«…выливалось в такую копеечку, что плавучий гроб из сырого дуба и со сроком службы в пять лет получался как бы отлитым из золота» [Буровский А. Петр Первый. Проклятый император. «Яуза». «Эксмо». М., 2008, с. 112].
Но был и еще вариант перевода усилий и средств. Ф.Х. Вебер, например, указывал, что:
«…все корабли строятся русскими там из пихты или ели, и они способны находиться в воде лишь считанные годы» [Вебер Ф.Х. Преображенная Россия. Цит. по: Петербург Петра I в иностранных описаниях. Издательство «Наука». Л., 1991, с. 59].
Потому этот материал, впоследствии, сменили дубом, сырым, понятно дело. Потому такая замена сырья увеличить живучесть этих плавучих гробов конечно же не могла. Именно по этой причине:
«…через пять лет, так по-настоящему и не освоив не только море, но даже маленький залив, русский флот практически исчез. В 1711 г. в плавание могли выйти лишь несколько судов» [Красиков В.А. Неизвестная война Петра Великого. «Нева». СПб., 2005, с. 135].
Так на чем же, в таком случае, вел свои морские сражения Петр, о которых истории историков нам всю плешь проели?
«…в 1715–1718 гг… все российское военное кораблестроение сконцентрировалось в Петербурге. Здесь каждый год, взамен потерянных и сгнивших, собиралось большое количество разных гребных судов. Но это были небольшие примитивные конструкции...» [Красиков В.А. Неизвестная война Петра Великого. «Нева». СПб., 2005, с. 162].
Но даже примитивные галеры, которыми лишь единственными мог бы похвастать Петр, стоили здесь, в отрыве от центральных областей России, баснословно дорого. О чем свидетельствует, например, Перри:
«…несмотря на то, что рабочий труд ценится дешево, и что канаты, веревки и весь железный материал получается из России, корабли эти обходятся так дорого, что дешевле было бы выписывать их готовыми из Англии» [Перри Д. Состояние России при нынешнем царе. Цит. по: Чтения императорского Общества Истории и Древностей Российских. № 1. М., 1871, с. 29].
А как же все им понастроенные в неимовернейших количествах верфи? Куда подевались еще и там в неимовернейших количествах наструганные корабли?
Да. Они ежегодно сжирали:
«…от четверти до трети госбюджета…» [Красиков В.А. Неизвестная война Петра Великого. «Нева». СПб., 2005, с. 174].
Но вот проку-то от них…
«Азовский флот сгнил, так ни разу и не вступив в бой с неприятелем… А эскадры Балтийского флота нанесли противнику столь непропорциональный моральный ущерб в сравнении с усилиями, потребовавшимися для обзаведения ими, что отечественная историография по сию пору стесняется этой статистики. За весь период боевых действий петровские моряки сумели вырвать из рядов врага всего один (!) линкор…» [Красиков В.А. Неизвестная война Петра Великого. «Нева». СПб., 2005, с. 174].
Да и тот, небось, сел где-нибудь на мель. Потому и попал, чисто случайно, в полон к петровским потешникам.
Уже за год до смерти Петра:
«…из всех огромных 70–90-пушечных линкоров, во множестве построенных “царем-шхипером” на выколачиваемые из нищих мужиков последние копейки, в море из базы всего только несколько раз выходил только один. Остальные сгнили…» [Красиков В.А. Неизвестная война Петра Великого. «Нева». СПб., 2005, с. 90].
Эти во множестве наструганные корабли, немалая часть которых имеют просто гигантские размеры, как замечает англичанин Перри:
«…быв построены из сырого леса, весьма скоро подвергались гниению, не выдерживали кренения и спущенные на воду легко шли ко дну» [Перри Д. Состояние России при нынешнем царе. Цит. по: Чтения императорского Общества Истории и Древностей Российских. № 1. М., 1871, с. 7].
А вот что об этом флоте сообщает датский посланник Юль в своем дневнике от 28 мая 1710 г. Он пишет, что:
«…все (суда) построены из ели и …большая их часть непригодна для морского плавания» [Юст Юль. Записки датского посланника в России при Петре Великом. Цит. по: Лавры Полтавы. Фонд Сергея Дубова. М., 2001, с. 174].
Однако ж строили не только из данного сорта древесины.
Когда первые суда благополучно изгнили, как засвидетельствовал посланник датский Юль, строившие их иностранцы обвинили во всем не себя, но, что и понятно, негодный с их точки зрения строительный материал. Вот как это «ударное» строительство, о чем свидетельствует уже английский посланник, Уитворт, было продолжено:
«В Олонце из пихты строятся два 40-пушечных корабля и могут быть закончены этим летом.
В Лодейном Поле два 50-пушечных корабля должны быть закончены мистером Брауном прошедшим летом; кницы, тимберсы, нос и корма сделаны из дуба, доставленного из Казани по суше.
Один 80-пушечный корабль должен был быть заложен в прошлом году. Все остальные корабли в Петербурге и Архангельске из пихты, в Воронеже и Казани — из дуба» [Чарльз Уитворт. О России, какой она была в 1710 году. Цит. по: Россия в начале XVIII в. Сочинение Ч. Уитворта. АН СССР. М., 1988, с. 98].
Но вы, друзья, как не садитесь — все в музыканты не годитесь. Собранные со всего света иностранцы, некие такие-де корабельных дел мастера:
«…из своекорыстных побуждений строили корабли очень непрочно, из сырого леса, так что они гнили еще до завершения постройки» [Чарльз Уитворт. О России, какой она была в 1710 году. Цит. по: Россия в начале XVIII в. Сочинение Ч. Уитворта. АН СССР. М., 1988, с. 90].
И что же предпринял наш «великий», узнав о бракоделах иностранцах на своих верфях?
«Царь, узнав об этом по возвращении из Великобритании, постепенно утратил свое расположение к голландскому кораблестроению и голландским мастерам и уволил их, так как мог получить английских» [Чарльз Уитворт. О России, какой она была в 1710 году. Цит. по: Россия в начале XVIII в. Сочинение Ч. Уитворта. АН СССР. М., 1988, с. 90–91].
А вот что собой представлял к той поре уже весьма благополучно наструганный им в неимоверном количестве голландский флот:
«В нескольких местах на Дону находятся 36 кораблей голландской постройки, от 80 до 30 пушек, все прогнившие… их разберут на дрова, как только будут готовы новые корабли» [Чарльз Уитворт. О России, какой она была в 1710 году. Цит. по: Россия в начале XVIII в. Сочинение Ч. Уитворта. АН СССР. М., 1988, с. 96].
А новыми будут, о чем в 1710 г. сообщает англичанин Уитворт, уже английские. Но сгниют, о чем он в ту пору еще не знал, протянув ничуть не более голландских, и они.
Однако ж после того, как благополучно сгнили корабли английские, Петр и на этом не успокоился. Он все лелеял в своих чаяниях давно всем набивший оскомину лозунг — заграница нам поможет. А потому уже десятилетие спустя, когда и в англичанах Петр разочаровался, вот что отмечает в дневнике от 23 июля 1721 года Берхгольц:
«…ходил в Адмиралтейство смотреть новый корабль… Корабль этот 64-пушечный и построен французским мастером присланным царю на несколько лет из Франции» [Берхгольц Ф.В. Дневник. Цит. по: Неистовый реформатор. Фонд Сергея Дубова. М., 2000, с. 175].
Но и он, судя по всему, более кораблей английских и голландских не протянет. Но сгниет, как и все они, достаточно быстро, объявив в бездарности и этих заграничных бракоделов.
А вот что сообщает Джон Перри о нашем флоте теперь еще и на Волге. Его сооружением, в добавление голландским, английским и французским мастерам, был занят представитель еще одной очередной державы — Дании. Уже эта флотилия, как и все иные необычайно многочисленная и громоздкая, предназначалась царем-«шхипером» для покорения Каспийского водного бассейна:
«Царь Русский обещал водворить Грузинского Царя в его владениях, и в 1702 году, приказано было (как предполагают) с этой целью Датским мастером построить на Волге 120 парусных судов 12-ти и 16-ти пушечных… выше означенные суда до сих пор гниют на Волге, не быв употреблены ни в какую посылку» [Перри Д. Состояние России при нынешнем царе. Цит. по: Чтения императорского Общества Истории и Древностей Российских. № 2. М., 1871, с. 65].
Недалеко отсюда, уже на Дону и Воронеже, гнила очередная флотилия, предназначенная для покорения еще и Черноморского бассейна. То есть царь-«шхипер» всех и вся желал покорить разом. Но, почему-то, кинулся воевать в этот самый момент, когда флотилия уже была настругана, в совершенно противоположную сторону — на север. Потому с неимоверным трудом собранные из сырого леса в неимоверном количестве и неимоверных размеров корабли, которые тонули сразу после малейшей попытки спуска их на воду, продолжали здесь спокойно догнивать себе и без всяких сколько-нибудь позывов со стороны Петра к какому-либо их пусть и незначительному употреблению.
А вообще, судя по всему, лишь из-за весьма естественного неумения вести кораблестроительство иностранцами в нашем климате:
«все корабли гниют, как только их построят» [Чарльз Уитворт. О России, какой она была в 1710 году. Цит. по: Россия в начале XVIII в. Сочинение Ч. Уитворта. АН СССР. М., 1988, с. 97].
Но может быть лес наш для кораблестроения вовсе не подходил? Может он был каким-то особо для данной цели неподходящим?
Да вовсе нет. Вот что сами же иностранцы сообщают о русском лесе. Франческо Тьеполо, например, вот как характеризует это наше общенародное достояние:
«…страна очень богата деревом всякого рода и больше всего таким, которое больше всего пригодно для постройки домов и судов» [Тьеполо Ф. Рассуждение о делах московских Франческо Тьеполо. Цит. по: Исторический Архив, Т. III. М.-Л., 1940, с. 337].
Так что лес, и какой надо, у нас был. И был просто в удивительном для иностранцев изобилии. Были у нас и свои русские суда. И мастера, их из поколения в поколение строящие.
Но у Петра не было желания использовать в постройке своего флота именно их опыт. Ему почему-то больше нравилось приглашать на изготовление своего детища западноевропейских бракоделов.
Так что любовь к закордону почему-то во времена всего его царствования пересиливала какие-то пусть и малые проблески мыслей в его извечно пьяной голове. Потому, лишь меняя иностранцев, то есть, замещая после очередной крупной неудачи, венецианцев голландцами, голландцев датчанами, датчан англичанами, а англичан французами ударными темпами все отстругиваемый им флот, лишь только появившись на свет, весьма благополучно уже успевал сгнивать. И так на протяжении десятилетий — никакие пусть и колоссальные убытки в этой области ума, этому преобразователю русской энергии в хлам, так и не прибавили.
Вот что сообщает на тему этого пустопорожнего строительства Фоккеродт:
«…Петр I гораздо лучше пособил бы своим пользам и был бы в состоянии совершить гораздо более великие дела, если бы оставил в кармане подданных те изумительные суммы, какие затратил на флот» [Фоккеродт И.Г. Россия при Петре Великом, по рукописному известию Иоганна-Готтгильфа Фоккеродта. Цит. по: Неистовый реформатор. Фонд Сергея Дубова. М., 2000, с. 55].
А суммы эти были и действительно изумительными — от четверти до трети госбюджета! И, причем, пусть и отструганные во множестве линкоры не успевая даже спуститься на воду уже благополучно изгнивали, — ежегодно — на протяжении трех десятков лет. Виданное ли в свете подобного же рода тупоумие?
Но Петр, вместо, чтоб быть названным таким, каким и являлся на самом деле, всеми и вся историками поименован «Великим». Было ли в этой самой истории среди встречающихся исторических фигур большего несоответствия между действительными произошедшими некогда событиями, приписанными кому-либо из них, и событиями желаемыми, то есть изобретенными для определенной персоны специально — чтоб прославить в веках?
И вот на каком «моторе» двигались петровского покроя кораблики:
«Петр I, старавшийся перенимать и вводить в своей империи все имевшееся где-либо лучшее и полезное, что он видел и о чем слышал, достал план венецианского Адмиралтейства с чертежами судов и галер, какие там строят» [Обри де ла Мотрэ. Путешествие по различным провинциям и местностям герцогской и королевской Пруссии, России, Польши и т.д. Цит. по: Петербург Петра I в иностранных описаниях. Наука. Л., 1991, с. 230].
А строили там, как нам помнится, исключительно такие галеры, на которые турки заковывали всех попавшихся к ним в лапы славянских пленников, захваченных врасплох при набегах подвластными им вассалами — крымскими татарами. И вот как обустроены были эти вполне свойственные Западу «творения» их примитивистской рабовладельческой культуры — генуэзские галеры, перенятые у этих каннибалов Петром:
«Весел на галере было по 28 с каждого борта; на каждом весле сидело пять-шесть закованных каторжников» [Юст Юль. Записки датского посланника в России при Петре Великом. Цит. по: Лавры Полтавы. Фонд Сергея Дубова. М., 2001, с. 165].
То есть около 300 «преобразователем» определенных в смертники русских людей обязаны были приводить в движение эти «Петра творенья» и утонуть в числе первых, когда через 5 лет эта отслужившая свой срок посудина пойдет на дно (вот для чего корабли сооружались исключительно из сырого леса!!!). А таких посудин за время правления страной Петра было настругано с несколько тысяч. Таким образом, выясняется, что лишь перетопить закованных в гребцы крестьян он мог, в свое царствование, где-то под миллион. Но и мало чем менее рисковали и те, кто в кандалы закован пока еще не был. Потому как и они, судя по любви Петра гонять свой филюжный флот, туды-сюды, даже в самые экстремальные моменты года, например, во время ледохода, потопляемы были нашим этим «шхипером» ничуть не в меньших, чем колодники, пропорциях. Юст Юль, например, секретарь датского посольства, в прошлом моряк, сравнил одну из его подобного рода выходок с плаванием в водах Гренландии.
Так что вот зачем Петру потребовались корабли: изведение благосостояния ненавистной ему страны и, что в большей степени интересовало антихриста, уничтожение при этом ее народа. И уничтожение, что глобальностью своей людоедской задумки повергает теперь исследователей того вопроса просто в шок, сразу по двум направлением. Потопление в аврально наштампованных из сырого неподготовленного леса посудинах экипажей кораблей, наполовину закованных в кандалы, а потому и просто не подлежащих в случае потопления судна спасению, а также нагнетание авральности построения самих этих судов. Ведь стройка века, тем более в авральном ключе, — что может быть для этого удобней и незаметней? Ведь как бы так для державы что-то там такого ваяем:
«Мужики на строительстве умирали как мухи. Но им на замену из центральной России каждый год гнали тысячи новых…» [Красиков В.А. Неизвестная война Петра Великого. «Нева». СПб., 2005, с. 139].
Война на море
Теперь о самой войне. Нам не известно: сколько петровских кораблей успели за двадцать лет войны перетопить шведы — на эту тему никаких цифр с петровской стороны не приводится. Однако ж стоит обратить внимание на чуть ли ни единственную викторию, случившуюся у флотоводцев Петра, чтобы понять сам принцип всех этих выдающихся баталий, где «птенцы», ничуть не уступая в смелости своему патрону, драпали с завидным постоянством при первой же к тому самой малейшей возможности.
«Наиболее ярким эпизодом последней кампании Северной войны 1700–1721 г. между Россией и Швецией является морское сражение у острова Гренгам…
Как только русские суда стали выходить из-под прикрытия острова Редшер, они были атакованы шведскими кораблями. Используя малую осадку галер, Голицын стал уходить от неприятеля…» [Алексеев Ю.А. Военно-исторический календарь 1995. Журнал «Военные знания». М. 1994, с. 67].
Короче говоря, по милой привычке своего патрона, морской главковерх решил, как, чувствуется, и всегда решал до этого случая, заблаговременно, еще до первой самой малейшей возможности принять бой, подальше унести ноги. Однако же:
«Четыре шведских фрегата, увлекшись погоней, вошли в узкий пролив, где не могли лавировать и слабо управлялись… в азарте преследования шведы сами загнали себя в ловушку…» [Алексеев Ю.А. Военно-исторический календарь 1995. Журнал «Военные знания». М. 1994, с. 67].
И вот как «ковалась» затем последовавшая голицынская виктория:
«Фрегаты “Венкерн” (30 пушек) и “Шторфеникс” (34 пушки) сели на мель… Два других фрегата, “Кискин” (22 пушки) и «Данскерн» (18 пушек), попытались вырваться в открытое море, но неудачный маневр флагманского линейного корабля не позволил им это сделать» [Алексеев Ю.А. Военно-исторический календарь 1995. Журнал «Военные знания». М. 1994, с. 67].
Ну и как же, спрашивается, в такой столь удачно сложившейся для нас обстановке действовал наш флот, построенный «великим» Петром?
Так ведь никакого флота-то у нас, как теперь выясняется, и не было. А была куча фелюг, на которых и накинулись со всех сторон тут же использовавшие промашку белого человека папуасы, так как численно их было, как и обычно, в десятки раз больше:
«…90 гребных судов, более 300 пушек, 10 941 десантник» [Красиков В.А. Неизвестная война Петра Великого. «Нева». СПб., 2005, с. 170].
Так что никаким петровским флотом даже при самой его выдающейся победе и близко не пахло: имелась куча наструганных примитивных фелюг, на которых пиратствовали его «птенчики», словно заправские корсары Моргана, толпой накидываясь на зазевавшихся мирных граждан противоборствующей стороны.
«Петровские галеры, прикрываясь прибрежными мелями…» [Красиков В.А. Неизвестная война Петра Великого. «Нева». СПб., 2005, с. 90],
могли совершать лишь мелкие разбойничьи нападения на прибрежные шведские селения и плохо защищенные маленькие городки. Но:
«…бороться с линкорами и фрегатами противника… не могли. Русский же парусный флот солидно выглядел только на бумаге» [Красиков В.А. Неизвестная война Петра Великого. «Нева». СПб., 2005, с. 90].
Но вот вдруг этим морским разбойникам, мелкого пошиба, несказанно повезло: шведы, в очередной раз погнавшись за ними, совершенно непредвиденно сели на мель! Вот радости-то туземным царькам: будут всю ночь теперь стучать в тамтамы, жарить на костровищах изъятую из вражьих закромов говядину и упиваться портвейном, реквизированным из трюмов неудачливого неприятеля, севшего в нейтральных водах на мель.
Шведы, таким образом, потеряли:
«…103 чел. убитыми и 407 чел. пленными» [Советская Военная энциклопедия. Тт. 1-8. Военное издательство МО. М., 1976, т. 3, с. 38].
То есть даже при нескольких севших на мель кораблях потери врага выглядят не просто не густо, но смехотворно не густо!
Где бы это найти достойный аналог такого вот количества убиенных солдат неприятеля, когда такого же рода рядовая вооруженная стычка была бы под грохот фанфар на весь свет объявлена «сражением»? Но ведь даже на потерпевшем кораблекрушение одном корабле жертв может оказаться много более чем в этом самом «сражении», выигранном петровскими «птенчиками»!
Так почему же убиение ста трех шведов поименовано некоей морской баталией?
Всего лишь потому, что ничего и приблизительно тождественного за все двадцать лет этой самой нам извечно расхваливаемой войны Петра на море не то чтобы не случалось, но и случиться бы никогда и не могло. Ведь двадцать петровских мародеров закономерно удирало от одного шведа, выступающего в окрестностях Балтийского моря в роли хозяина.
Но вот чем все же повезло в этих краях, сильно изрезанных шхерами и словно созданных для фелюг разинского толка, петровской разбойничьей флотилии. Та самая виктория, когда сразу несколько вражьих кораблей сели на мель, оказалась не единственной. За шесть лет до вышеизложенной историками зафиксированной виктории приключилось в здешних краях нечто очень похожее. На этот раз петровским «джонкам», наструганным в неимовернейших количествах, также помогли безветрие, инициатива шведов и давно усвоенное «птенцами» у своего патрона это самое «здоровое отступление».
Да, у шведов был хоть и парусный, но все же флот:
«…15 линейных кораблей, 3 фрегата и отряд гребных судов…» [Советская Военная энциклопедия. Тт. 1-8. Военное издательство МО. М., 1976, т. 2, с. 474].
Флот, как видим, был солидный. Но шведам опять не повезло: «птенчики», лишь завидя неприятеля, тут же кинулись наутек. А гнать за ними без ветра шведам было просто не на чем. Потому они и выделили в погоню за беглецами из всего своего флота аж целый фрегат и несколько гребных «джонок» петровского типа, построенных, судя по всему, исключительно для войны с мелким петровским корсарством, в борьбе против которого солидные суда не были эффективны.
Однако же шведам на этот раз крупно не повезло. Бегство выглядело слишком поспешным — просто паническим. А потому шведы не успели даже хотя бы приблизительно прикинуть количество фелюг врага, опрометью кинувшегося наутек. За то и были наказаны. У Апраксина, при встрече с неприятелем чисто интуитивно мгновенно кинувшегося в бега, этих джонок оказалось отнюдь не несколько, как подумалось шведам, но:
«…99 галер и скампавей с 15 тыс. войск…» [Советская Военная энциклопедия. Тт. 1-8. Военное издательство МО. М., 1976, т. 2, с. 474].
Шведы же, гоняясь между своих островков за нашими мародерами, как всегда слишком многочисленными, против всей этой джоночно-фелюжной флотилии извечных беглецов, о сопротивлении которых в культурных слоях их высшего общества и думать-то считалось признаком дурного тона, оказались совершенно не готовы к неравному бою. Петровский солдат трус — вот что ими было усвоено достаточно давно, еще с Нарвы. А потому шведы совершенно неожиданно оказались против немыслимых толп петровских джоночников, имея:
«…1 фрегат, 6 галер, 3 швербота…» [Советская Военная энциклопедия. Тт. 1-8. Военное издательство МО. М., 1976, т. 2, с. 474].
В эту вдруг случившуюся безветренную погоду погоня девяти шведских галер завершилась их боем против петровских девяноста девяти…
Причем, петровское воинство насчитывало 16 000 личного состава, у шведов же было всего 941 человек [Красиков В.А. Неизвестная война Петра Великого. «Нева». СПб., 2005, с. 154]. То есть по 17 джоночников пришлось на каждого шведа! И ведь поначалу-то наши эти ваятели даже драпануть каким-то образом по инерции умудрились…
Но что ж погнались шведы так уж слишком неосмотрительно опрометчиво?
Да, видать, давно привыкли, что эти петровского образца потешные опереточные военные, всегда драпающие вдесятером от одного шведа, и теперь сбегут. Но тут шведы увлеклись. За то и поплатились.
Однако ж наш учредитель филюжно-джоночной флотилии, типа «а-ля Стенька Разин», при оценке произошедшего оказался много иного мнения:
«Петр I высоко оценил победу рус. флота у Гангута, приравняв ее к победе под Полтавой в 1709 и учредив спец. медаль в память о Г[ангутском]м.с.» [Советская Военная энциклопедия. Тт. 1-8. Военное издательство МО. М., 1976., т. 2, с. 474].
И вот чем эта «победа» сродни Полтавской. Шведы потеряли убитыми:
«…9 офицеров и 352 нижних чинов…» [Тарле Е.В. Русский флот и внешняя политика Петра I. «БРАСК». СПб., 1994, с. 76].
Потери же морских потешников Петра, что и естественно, нигде в средствах информации почему-то не упомянуты. Но следует все же себе отметить, что они вовсе не малы. Так как известно, что шведы отбили два штурма. И лишь с третьего захода, и благодаря лишь 17-кратному своему численному преимуществу, петровским жандармам горстку шведов все же удалось пленить.
И вот как не слабо поработала здесь шведская артиллерия:
«В 1871 в Рилакс-фьорде, на месте погребения погибших в Г.м.с. рус. воинов, поставлен памятник» [Советская Военная энциклопедия. Тт. 1-8. Военное издательство МО. М., 1976, т. 2, с. 474].
То есть «птенчикам», имеющим даже семнадцатикратный перевес, шведы умудрились и здесь по зубам так здорово наковырять, что для более чем обильного здесь оставленного количества покойничков пришлось даже помпезный памятник устанавливать! Потому-то, между прочим, в советских источниках о потерях сторон что-то уж больно скромно умалчивается: видать, поотведали от «побежденных» достаточно прилично — вот и нечем похвастаться…
Кстати, интересный момент: об участии самого Петра в этой раздутой буквально из пальца эпопеи нынешние советско-эрфэшные источники и полусловом не обмолвились.
Но вот Ключевский сообщает, что ерник князь-кесарь производит:
«…торжественное пожалование Петра в вице-адмиралы за морскую победу при Гангуте в 1714 г., где он в чине контр-адмирала командовал авангардом…» [Ключевский В.О. Статьи. Сочинения в девяти томах. Том VIII. «Мысль». М., 1990, с. 389].
Авангард же, что выше распрекрасно описано российско-советским источником, драпанул…
Потому и победителем объявлен все же Апраксин. Петра, видать, «победителя» этого самого, привесившего себе очередную блямбу на грудь за очередное свое эдакое всех и вся победительство, и на этот раз очень долго искали, чтобы сообщить ему эту радостную весть…
Вот по какой весьма тривиальной причине средства современной дезинформации порешили об участии в этой военной акции Петра, уж для русского-то оружия более чем позорной, весьма благоразумно, несколько приумолчать.
А вот и еще об одной из такого же рода пирровых побед. Тут, судя по всему, об одной из первых:
«25 апреля 1703 г. Петр вместе с Шереметевым с 25 000 войска подступил к крепости Ниеншанц… После сильной пушечной пальбы комендант полковник Опалев, человек старый и болезненный, сдал город, выговоривши себе свободный выход. Между тем шведы, не зная о взятии Ниеншанца, плыли с моря по Неве для спасения крепости. Петр выслал Меншикова с гвардией на тридцати лодках к деревне Калинкиной, а сам с остальными лодками тихо поплыл вдоль Васильевского острова под прикрытием леса…» [Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. «Эксмо». М., 2006, с. 645].
Зачем ему потребовалось держаться ближе к лесу?
Петр же у нас «великий воитель», за всю свою жизнь, о чем сообщают все факты проведенных его воинством сражений, ни разу и на пушечный выстрел не приблизился к неприятелю — все время вовремя сбегал. А потому и здесь — еще не начав сражения, заранее подыскивал пути к возможному отступлению…
Затем вся эта армада с 25 тысячами войск накинулась:
«…на два шведских судна с двух сторон» [Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. «Эксмо». М., 2006, с. 645].
То есть нападавшие навалились сотней на одного.
А вели себя петровские корсары, что и вполне для них естественно, сообразно данных их патроном инструкций:
«…убивали неприятеля, даже просившего пощады…» [Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. «Эксмо». М., 2006, с. 645].
Но то для птенчиков являлось в порядке вещей. Ведь они, в кои то веки, сотней кинувшись на одного, захватили:
«…два больших судна» [Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. «Эксмо». М., 2006, с. 645].
То есть туземные царьки захватили целых два опрометчиво попавшихся им в лапы судна белых людей! Чьи команды и истребили на радостях всех до единого. И даже тех, кто пытался у этих людоедов просить пощады.
Знали б у кого просят — не спрашивали бы. Ведь эти заплечных дел специалисты истребили в западных русских землях, в ту пору имеющих подданство иной страны, каждого второго. Не многим меньше они поубивали и среди своих сограждан: каждый второй мужчина огромной страны был уничтожен именно за счет этого отребья, не знающего пощады вообще ни к кому.
Однако ж:
«Событие это, по-видимому, незначительное, чрезвычайно ценилось в свое время: то была первая морская победа…» [Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. «Эксмо». М., 2006, с. 645].
Однако ж и не последняя из серии тех, о которых вспоминать уж русскому-то человеку, просто стыдно!
Но человек петровский не был русским. А потому ему и такая пиррова победа — в самый раз: им не стыдно сотней побеждать одного. Мало того, убивать даже тех, кто готов был сдаться в плен, сложив оружие…
И за эдакую-то «доблесть», то есть за полную к пленникам безпощадность, новое ерничество привесило нашему Петрушке очередную блямбу на грудь:
«…и Петр, носивший звание бомбардирского капитана, вместе с Меншиковым пожалован был от адмирала Головина орденом Андрея Первозванного» [Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. «Эксмо». М., 2006, с. 645].
Вот и все о так сказать «победах» на этом самом море. И, между прочим, ни одного даже какого-либо упоминания о наших мифологических, приписанных этому самому «светлому гению» якобы когда понастроенных у нас кораблях — только о примитивных однопушечных джонках-фелюгах. То есть история сообщает исключительно об имеющихся у Петра именно тех средствах передвижения на воде, которыми лишь единственными он и мог похвалиться. Но перед кем? Перед нашими самыми опытными в мире мореходами? Ведь это мы еще в древние времена отправляли свои корабли в Англию и имели у них свою факторию, а не они у нас! То есть именно нами были освоены самые студеные моря Северного Ледовитого океана.
При Петре же, судя по результатам полного отсутствия морских побед, ни о каком обладании нами и действительно боеспособным флотом никогда и намека не было. Но лишь о приключениях пиратских челнов излюбленной петровской модели: «а-ля Стенька Разин».
И очень не зря он эту свою викторию, когда девяносто девять с девятью справиться еле смогли, приравнивает к Полтаве. Эти баталии, и по сию пору все не перестающие удивлять, действительно сходны, словно дети одной матери (Полтавская «виктория» зафиксировала 17 тыс. шведов, лишенных огнестрельного оружия [у шведов закончился порох], против 80 тыс. до зубов вооруженной армады Петра). Кроме позора русскому оружию такие пирровы победы ничего не принесли и принести не могли: толпой одного мы испокон века не то чтобы не побеждали, но просто никогда на него и не набрасывались! Мы всегда осознавали свое достоинство, до сих пор не понятное чумазой и завшивленной загранице.
Петр же иначе побеждать никогда не умел, но лишь бегал: из-под Нарвы и при морских своих даже победных баталиях, и дважды из-под Гродно и Азова (подробно см.: http://www.proza.ru/2014/07/21/1667 http://www.proza.ru/2014/07/21/1654 http://www.proza.ru/2014/07/21/1632). Так что и на море эти нам столь усиленно в красках расписанные его якобы победы оказались на поверку полным блефом: у него и флота настоящего никогда не было…
Но и после смерти Петра ни о каком у нас наличии военных кораблей не сообщается. Вот на какую странную фразу мы натыкаемся в поисках петровского флота тех времен:
«Русских галер более всего опасались англичане и датчане» [ Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006, с. 217].
То есть со стороны России, кроме в неимоверных количествах наструганных джонок, морским державам, как выясняется, опасаться было нечего.
Кстати, а припомним-ка имитацию ведения военных действий Петром на этих фелюгах при взятии казаками Азова. Ведь там им было «задействовано», в смысле имелось в наличии:
«23 галеры и 4 брандера» [Чарльз Уитворт. О России, какой она была в 1710 году. Цит. по: Россия в начале XVIII в. Сочинение Ч. Уитворта. АН СССР. М., 1988, прим. 143 к с. 90].
Так что даже и там, где флотилию эту никто перетопить не успел — Петр вовремя сбежал, ничего кроме галер в наличии не имелось.
Странно как-то все это. Ведь нам о некоем флоте Петра сызмальства пропаганда все мозги поизбуравила. А флота, что на поверку, никакого и не было…
А вот что уже через пару десятилетий после смерти Петра представлял собой этот наструганный нашим царем-шхипером джоночно-фелюжный флот:
«…Миних, занимаясь укреплением Кронштадта, докладывал, что в кронштадтской гавани лежат кучами ветхие военные суда, которые остается выкинуть и истребить как ни к чему не годные, но для этого потребуется чрезвычайное множество рабочих рук» [Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. «Эксмо». М., 2006, с. 910].
И при всем при этом:
«…Миних, приобретший себе историческую славу как полководец, едва ли не более русских людей признавал важность кораблестроения для величия и безопасности русского государства» [Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. «Эксмо». М., 2006, с. 910].
А ведь кораблей, например, к 1703 году, было изготовлено ох как еще и не малое количество. Вот что сообщает о них, например, Корнилий де Бруин, в тот момент посетивший верфи Воронежа. В то время:
«…на реке Днепре, близ Крыма, находилось четыреста больших бригантин и на р. Волга — триста…» [Алексеев Ю.А. Военно-исторический календарь 1995. Журнал «Военные знания». М. 1994, с. 119].
Но и в самом Воронеже:
«Изготавливались еще и были в работе пять военных кораблей: …два о семидесяти четырех пушках и другие два — о шестидесяти или шестидесяти четырех пушках; пятый же… — о восьмидесяти шести пушках… На берегу на другой стороне реки видны были еще с двести бригантин, большая часть которых построена в Воронеже» (там же).
То есть флот построен был. И отстроен он был просто в умопомрачительнейшем количестве изготовленных к морскому вторжению судов. Ведь количественно их было более тысячи. И из них, между прочим, 60-и, 70-и и даже 80-и пушечные линкоры.
Какая боевая мощь! Какая силища!
Но, что уже на самом деле, корабли эти, десятками и сотнями клепаемые в том же Воронеже, не успев быть спущенными на воду, уже весьма благополучно сгнивали. Виной тому иноземные мастера, за большие деньги закупленные для строительства флота Петром. А ведь эти самые специалисты липовые, не владевшие секретами технологии обработки нашего леса в наших природных условиях, кстати говоря, с большим энтузиазмом скупавшие у нас эту драгоценность по демпинговым ценам, обвиняли в чрезмерно быстром гниении кораблей вовсе не себя, липовых строителей неумех, но русский лес:
«…он такого плохого качества, что ни один корабль, построенный из этого дерева, не оставался целым в продолжение 12 лет» [Фоккеродт И.Г. Россия при Петре Великом, по рукописному известию Иоганна-Готтгильфа Фоккеродта. Цит. по: Неистовый реформатор. Фонд Сергея Дубова. М., 2000, с. 52].
Понятно, если лес не подсушен, то он и действительно — боле чем плохого качества. Потому флот, с течением времени, вовсе не возрастал, но лишь ежегодно катастрофически уменьшался в количестве. Вот как этот флот, на который в течение трех десятилетий уходило до трети государственного бюджета, выглядел за год с небольшим перед смертью Петра. Свидетельствует Берхгольц в своем дневнике от 5 октября 1723 г.:
«Флот состоял из двадцати с лишком линейных кораблей, которые все, за исключением двух или трех [один из них точно иностранной постройки — А.М.], не как не старше 8 и 9 лет» [Алексеев Ю.А. Военно-исторический календарь 1995. Журнал «Военные знания». М. 1994.17, с. 154].
То есть свеженаструганные. Однако благополучно превращающиеся в хлам, как и все суда уже к тому времени благополучно догнивших его предыдущих флотилий, со скоростью пять лет на судно.
Потому-то к царствованию Елизаветы от Петра в наследство ей не перешло вообще ни одного корабля. Даже самого вроде бы стойкого из стойких. Остальные же, что выше оговорено, большей частью успевали сгнить, не успев быть и вообще спущенными на воду.
Однако ж и в самый рассвет этого нашего царя-«флотоводца» вот какой флот он имел в Петербурге, например, в 1910 г. Свидетельствует английский посол Чарльз Уитворт:
«Флот в Петербурге состоит из 12 фрегатов, 8 галер, 6 брандеров и двух бомбардирских кораблей, не считая малых судов. Из фрегатов только три пригодны для службы, остальные гнилы и едва ли выдержат плавание и того менее — сражение…» [Чарльз Уитворт. О России, какой она была в 1710 году. Цит. по: Россия в начале XVIII в. Сочинение Ч. Уитворта. АН СССР. М., 1988, с. 97].
Может, сочиняет английский посол по части готовности нашего воспетого пиетистами и одосоставителями флота «чудного гения» к морским баталиям якобы им где проведенным (но нами не обнаруженным)?
Еще 6 января 1709 г. А.В. Кикин писал Петру:
«“Здешние фрегаты и шнявы, окроме «Думкрата», «Олифанта» и «Лизетки» бомбардирского нового галиота, и также старые бомбардирские галиоты и провиантские суды гораздо гнилы по самую воду…” (МИРФ-I, № 252, с 177; то же: П и Б, т. 9, вып. 2, прим. к № 3019, с 634.)» [Чарльз Уитворт. О России, какой она была в 1710 году. Цит. по: Россия в начале XVIII в. Сочинение Ч. Уитворта. АН СССР. М., 1988., прим. 186 к с. 97].
Но уже год спустя от петровской потешной флотилии вообще мало чего остается:
«И из “мнения Крюйса о судах” (1710 г.) явствует: “Разсуждаю, что годны только «Думкрат», «Михаил Архангел», «Иван-город» и «новый бомбардир-шип», а прочие все худы…” (МИРФ-I, № 286, с. 196–197) Таким образом, по состоянию на 1710 г. сведения Ч. Уитворта вполне согласуются с приведенными К. Крюйсом» [Чарльз Уитворт. О России, какой она была в 1710 году. Цит. по: Россия в начале XVIII в. Сочинение Ч. Уитворта. АН СССР. М., 1988., прим. 186 к с. 98].
Так что уже здесь под ногами у самого Петра догнивало 8 из 12 имевшихся у него на вооружении судов. И это не считая многих сотен судов иных, догнивавших в это время в Воронеже и Архангельске, Таганроге и Олонце. То есть сгнивших много быстрее, чем их даже чисто теоретически смогли бы спустить на воду.
Однако некоторые корабли все ж Петербурга достигали:
«…в 1713 году весь флот состоял из 4 линейных кораблей, двух фрегатов и шхун» [Фоккеродт И.Г. Россия при Петре Великом, по рукописному известию Иоганна-Готтгильфа Фоккеродта. Цит. по: Неистовый реформатор. Фонд Сергея Дубова. М., 2000. , с. 53].
То есть пусть половина фрегатов за эти три года догнили, но флот пополнился четырьмя новыми уже теперь линейными кораблями. Только вот тишина о том, сколько и они у него проплавали. Ведь о боях Петра при посредстве 40–60-пушечных линкоров упоминаний вообще не имеется. Есть только сведения о пиратских набегах на беззащитные шведские провинции при посредстве трехпушечных гребных джонок типа а-ля Стенька Разин. Вот пример нападения на побережье Карелии. Там «птенчики», улучив момент:
«…сделали высадку на 12 кораблях, сожгли 3 города и 500 деревень и опустошили всю область…» [Алексеев Ю.А. Военно-исторический календарь 1995. Журнал «Военные знания». М. 1994. 90, с. 73].
А джонок этих Разинского толка Петр настругал во множестве. И даже:
«…для того утвердил в Петербурге особенную галерную верфь и отдельную галерную пристань: …туда можно было отвести до 200 галер и поставить их там на суше» [Фоккеродт И.Г. Россия при Петре Великом, по рукописному известию Иоганна-Готтгильфа Фоккеродта. Цит. по: Неистовый реформатор. Фонд Сергея Дубова. М., 2000. , с. 55].
А вообще Петр:
«…в несколько лет собрал в Петербурге до 300 галер» (там же).
Именно им Петр и обязан своим корсарским набегам не только на Карелию и Финляндию, но и на Швецию. После захвата побережья Финляндии, его корсарский флот безпрепятственно теперь мог:
«…переправляться в Швецию везде, куда хотели делать высадки, и разорять огнем и мечом внутренние места этого государства… все места, где приставали они, наполняли убийствами и пожарами» [Фоккеродт И.Г. Россия при Петре Великом, по рукописному известию Иоганна-Готтгильфа Фоккеродта. Цит. по: Неистовый реформатор. Фонд Сергея Дубова. М., 2000. , с. 56].
Так что пусть флота и связанного с его наличием побед на море у Петра и не было, но филюжно-джоночная его флотилия каверз наделала шведам ох как еще и не мало, выжигая последовательно провинцию за провинцией. И лишь бездарный мир, наконец, прекратил эту бездарную войну на истребление, бездарно ведущуюся два десятка лет.
Кстати, вот чем закончилось строительства флота в Петербурге. Побывавший в нем через несколько лет после смерти Петра француз де ла Мотрэ, сообщает:
«…в ту пору не строили уже никаких ни в Галерном адмиралтействе, ни даже в Кронштадте, хотя газеты, особенно английские официальные в Лондоне, сообщали, что (в Петербурге — Ю.Б.) строят суда сотнями. Там было 16 галер, начатых постройкой до кончины Петра I, но не завершенных…» [Обри де ла Мотрэ. Путешествие по различным провинциям и местностям герцогской и королевской Пруссии, России, Польши и т.д. Цит. по: Петербург Петра I в иностранных описаниях. Наука. Л., 1991., с. 230].
Так что одни корабли этого «чудесного флотоводца» гнили в то время недостроенными на стапелях, а другие в гавани Кронштадта, в Воронеже и т.д. Но сгнили, в конце концов, не дотянув и до царствования дочери Петра, весьма благополучно, и те, и другие, и даже третьи.
Уже в 1719 г. Вебер, сообщая о стоянке в порту Петербурга военных судов, ни об одном торговом судне и не заикается:
«Здесь-то преимущественно и стоит царский флот, зимою и летом; но с тех пор, как флот этот заметно увеличился и возрос уже до 40 слишком ранговых кораблей, а в то же время когда шесть лет тому назад устроена была гавань и в Ревеле, то теперь большая часть кораблей находится уже в этой гавани» [Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006, аб. 475, с. 1698].
Так что, после отстругивания новой своей флотилии с частотой 5 лет на каждую, он, под конец, все ж смекнул, что для хотя бы какого-либо чисто символического имения этих барахтающихся на волнах корытинах следовало хотя бы часть их убирать из этого гнилого места куда-нибудь в стороночку. В противном же случае, думается, вся эта его эрзац флотилия сгнивала бы много и еще быстрее, чем сгнила.
Вот что об этой затее Петра сообщает в 1748 г. Финкенштейн:
«…в порту Кронштадтском дела так скверно обстоят, что вода пресная корабли в короткое время повреждает…» [Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006, с. 321].
Но ведь и означенные являлись еще не всеми связанными с мореходством здесь проблемами:
«Водяной путь по Финскому заливу чрезвычайно опасен, и застраховка по нем, особенно во время Северной нынешней войны, почти невыносима» [Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006, аб. 277, с. 1336].
То есть и само место стояния петровских кораблей, изобретенное Петром, что выясняется, было для мореплавания настолько опасным, что никто не желал выплачивать страховку по очень часто гибнущим в местных водах судам.
«С точки зрения торговли, Петербург, правда, представлял довольно ценную водную систему путей сообщения. Но Рига представляла другую, гораздо лучшую… Рига, Либава и Ревель являлись единственными точками соприкосновения России с Западом. Они находились на равном расстоянии от Москвы и от Петербурга, были менее удалены от торговых центров Германии и обладали более мягким климатом» [Валишевский К. Петр Великий. «Современные проблемы». М., 1912., с. 432–433].
И если, например:
«Р[ижский] з[алив] замерзает с декабря по апрель…» [Советская Военная энциклопедия. Тт. 1-8. Военное издательство МО. М., 1976., т. 7, с. 124].
То есть навигация здесь длится восемь месяцев, то:
«…в Петербурге море освобождается только около 10 мая» [Анисов Л. Иезуитский крест Великого Петра. «Алгоритм». «Эксмо» М., 2006, с. 20].
То есть навигация в Петербурге на полтора месяца короче. Так что и в данном отношении Петербург сильно проигрывает Прибалтике, на «основание» которой никаких средств не требовалось тратить вообще. Ведь порты там существуют с давних пор. И, судя по всему, нами же когда-то и были основаны. Перешли, правда, на несколько веков во владения немцев, но теперь, собственно, после двух десятилетий войны, а в конечном итоге покупке этих земель Петром, отторгнуты обратно. Зачем Петру и здесь было что-то особого мудрить?
А все дело в том, что свои эти самые «завоевания» Петр закончил самым главным позорным мероприятием в своей позорной жизни: признанием поражения даже без боя всего своего аника-воинства на реке Прут. И для спасения своей шкуры им, кроме отвоеванных вроде бы у турок Азова и Таганрога, были отданы и все остальные отторгнутые у врага земли:
«Оккупированные русской армией в ходе войны территории страны Суоми возвращались Стокгольму» [Красиков В.А. Неизвестная война Петра Великого. «Нева». СПб., 2005, с. 95].
То есть без единого выстрела лишь росчерком пера целая страна отвоеванная у неприятеля потом и кровью русского налогоплательщика, в том числе плательщика рекрутской повинностью — самой кровожадной из всех иных, весьма милостиво отдавалась ему обратно!
Что, между прочим, сводило столь упорное и столь людоедское строительство на гнилых болотах Невы к нулю. Ведь поставка сюда из внутренних районов России всего жизненно необходимого для поддержания жизни в этом гнезде иноземнобесия, устроенном Петром, обходилось крайне дорого. А потому и не имело никакого смысла. И лишь приобретенная здесь под боком Финляндия способна была решить проблему с обезпечением Петербурга дешевыми продуктами питания для строящегося здесь города мегаполиса. Потеря же ее сводила все понесенные здесь колоссальнейшие жертвы на нет.
Так за что ж, в таком случае, воевал все это время Петр?
«В самом деле, эта умеренность Петра I казалась непонятною для всех… Так как Петр I решился уже раз сделать своим постоянным местопребыванием и столицею своего царства Петербург, до сих пор еще получающий большую часть необходимых потребностей из Финляндии, завоевание этой страны было царю гораздо нужнее и значительнее Ливонии…» [Фоккеродт И.Г. Россия при Петре Великом, по рукописному известию Иоганна-Готтгильфа Фоккеродта. Цит. по: Неистовый реформатор. Фонд Сергея Дубова. М., 2000, с. 57].
Однако ж взять так просто и отдать самую на тот час важную для его же города местность. А затем тужиться — отстраивать систему переправки в одностороннем порядке средств существования Петербурга через многочисленные речные протоки и болота, то есть практически пустынную местность, из внутренних провинций страны.
Но этим подарки «Преобразователя» отнюдь еще не ограничивались — побежденным требовалось выплатить и контрибуцию за понесенный моральный ущерб!
«За Ливонию и Моонзунд Россия секретным артикулом обязывалась выплатить 2 миллиона рейхсталлеров (1,5 миллиона рублей)» [Красиков В.А. Неизвестная война Петра Великого. «Нева». СПб., 2005, с. 95].
Вот еще свидетельство об этом позорном мире, купленном просто астрономической суммой денег, вышибленной из российского налогоплательщика всеми виданными и уже просто доселе невиданными способами, отчего число этих налогоплательщиков уменьшилось вдвое:
«…император по заключении мира уплатил Швеции 2 000 000 рублей за Ливонию…» [Алексеев Ю.А. Военно-исторический календарь 1995. Журнал «Военные знания». М. 1994, гл. 19, с. 282].
Таким образом, сумма, которую он столь страстно желал отдать побежденным десятикратно превышала сумму, отданную за свою шкуру турецкому визирю и Кегаю в качестве бакшиша (однако ж и эта позорная сумма историями историков сильно занижена в пользу «преобразователя»). То есть в сравнении с этим подарком побежденной Швеции и действительно: Петр из турецкого плену был отпущен просто задаром!
Так кто ж победил в войне России со Швецией?
Но и этим еще не заканчивались все чудеса, которыми венчалась в данной войне эта странная «победа». Петр соглашался на условия, которые позволяли бы Швеции приобретать Россию в качестве своей заморской территории — колонии. То есть сам этот «преобразователь» — «дивный гений» — совал голову своей державы в подъяремную кабалу как бы так только что «побежденной» им страны:
«Шведы также получали право безпошлинного вывоза русского хлеба на 50 000 рублей в год и на 100 000 товаров, ассортимент коих скандинавы определяли сами» [Красиков В.А. Неизвестная война Петра Великого. «Нева». СПб., 2005, с. 95].
То есть хозяевами своей страны после этого пресловутого «мира», венчающего петровского толка «победу», мы уже больше не являлись: стратегическое богатство страны, хлеб, теперь в огромном количестве вывозился заграницу и нас, в случае неурожая, теперь ждал голод.
Не являлись мы после активной деятельности «преобразователя» и владельцами мощных дубовых угодий для строительства нашего флота:
«Вековые дубовые леса в Воронежской губернии были вырублены во имя постройки каких-то двух десятков кораблей. Миллионы бревен валялись десятки лет спустя, свидетельствуя о хищнической, безсистемной вырубке лесов. Целая лесная область была превращена в степь, и в результате верховья Дона перестали быть судоходными. 35 же построенных кораблей сгнило в водах Дона (Башилов Б. История русского масонства. М., 1995)» [Воробьевский Ю. Соболева Е. Пятый ангел вострубил. Издательский дом «Российский писатель». М., 2003, с. 129–130].
Вот что можно сказать о воспеваемом заграницей этом эдаком всех времен и народов «флотоводце» — «царе-шхипере».
Свежие комментарии