Недовольство российским бездействием в Сирии может привести к потере нашего военного присутствия в регионе, предупреждают эксперты.

Посол Сирии в Москве Башар Джаафари заявил о желании официального Дамаска присоединиться к БРИКС. Ближневосточная республика уже подала заявку на вступление в организацию и надеется на поддержку со стороны крупных игроков.

Звучит отлично. Но эксперты бьют тревогу: в Сирии нарастает недовольство российским присутствием, которое постепенно вытесняется, например, иранским. И былые наработки нашей страны в этом регионе могут пойти прахом.

 

О происходящих структурных, экономических и социальных изменениях на Ближнем Востоке корреспондент «Точки» поговорил с археологом, главой русско-сирийской археологической экспедиции Тимуром Кармовым.

— Тимур, в Сети все чаще появляются сообщения о снижении одобрения России жителями Сирийской Арабской республики. С чем это связано и давно ли началось?

— После введения «Акта Цезаря» (закон дает администрации США право вводить санкции в отношении организаций и лиц, оказывающих прямую и косвенную поддержку правительству Сирии) этот вопрос висел в воздухе. Замечу сирийцы всегда расставляли понятные акценты на том, что в отличие от того же Ирана Россия желает добра безвозмездно, от души. Но вопрос был таким: «почему она не поставляет дизель или нефть, ведь у нас дефицит топлива?»

— Но Россия оказывает поддержку Республике. Ее недостаточно?

— Смотрите, какая у них ситуация. Например, турки перекрыли поток воды, забирают ее выше по Евфрату, из-за этого происходит сокращение посевных площадей. Опять же американцами с курдами оккупированы хлопковые площади. Сирия получала зерно от нас в рамках кредита, но этого, конечно, не хватало. Процент не скажу, но где-то треть их потребностей мы покрывали, кое-что они сами покрывали, но в отсутствие продуктов рацион приходится забивать бобовыми и хлебом. Я ездил за Евфрат, видел ситуацию. Сирийцы перепродавали зерно, полученное от нас по кредиту. Оно становилось дороже в 5-6 раз, то есть увеличивали маржинальность. В основном продажи шли в Ирак.

— А в военном плане?

— Тоже идет разочарование в России. Если раньше удары по Дамаску, Масьяфу списывались на то, что у русских какие-то договоренности, они не хотят вступаться за иранцев, то сейчас все расценивается непосредственно как нападение на базу Хмеймим. Почти все было сбито, а они почти под стенами базы, там склады… И, дескать, вы тут сидите и не можете защитить прилегающую территорию.

Да, все на камеру благодарят Москву, но стоит отойти чуть в сторону – сразу начинают высказываться, что вот Россия качает нефть, газ и только. Что у нее военная база сугубо для этого. Сирийцы ждали, что мы войдем в экономику страны, поможем. Им не нужна курица, им нужны заводы, предприятия, здесь много рабочей силы. И если раньше можно было нашим бизнесменам все списывать на санкции, но теперь-то обоснований нет, и так все под санкциями.

— То есть сирийцы ждут большего участия России в жизни, в восстановлении разрушенного войной государства?

— Именно. У нашей государственной системы почему-то сформировано ощущение, что это все должно произойти само. Что бизнес сам зайдет в Республику и сам со всем справится. Западная модель, стереотип если угодно, который им вдолбили, предполагает, что все должно работать так, будто Россия — это Германия или Великобритания и рыночек порешает. Это очень устойчивый и опасный стереотип. Из-за которого если какая-то компания не масштабов «Газпрома» заходит, то она как бы к нашему государству прямого отношения не имеет. Это проблема стереотипа системы и это очень отличается от действительности.

— Ну капитализм же, свободный рынок. Хочешь зарабатывать – крутись сам. Так получается.

— Есть понятие внешнеэкономической стратегии страны. Нужно подставлять костыли нашему бизнесу там, на себе тащить людей. Пусть у кого-то что-то не получится, но все экономическое поле наше надо возделывать. Не все хорошо с малым и средним бизнесом внутри, а кто выходит за пределы — нужны костыли. Нужна государственная стратегия. А мы вроде бы лозунги декларируем, но не создаем необходимых условий.

Существует две схемы: англосаксонская и германская, континентальная. Перед Первой мировой войной они вступили в конкуренцию. Англосаксонская система подразумевает, что бизнес должен справляться сам. И довольно часто в бизнес, в частный сектор, кстати, уходили послы, дипломаты после завершения своей миссии. Уже зная «поле».

Немецкая модель была другой. Германии приходилось быть «догоняющим» в тот период. Поэтому модель сформировал государственный подход, формирующий под свой национальный бизнес инфраструктуру. В каждом посольстве или консульстве был отдел по сбору экономической информации. Сотрудники ездили по рынкам, собирали и анализировали информацию, затем отправляли в Берлин и уже там ее обрабатывали. Таким образом формировалась единая стратегия, некая командно-административная вертикаль. Таким образом удалось переломить ситуацию, например, той же Османской Империи.

Немцы все спланировали, построили склады, логистические центры, все было четко. До Первой мировой войны Германия начала вытеснять Англию и Францию, которые там доминировали. внешнеэкономическая модель Германии оказалась успешнее. Кстати, в Российской Империи в свое время была стратегия графа Витте (Витте Сергей Юльевич — государственный и политический деятель, министр финансов, председатель Совета министров 1905-1906). Дело было в Средней Азии, был взят даже север Ирана и в итоге вся Средняя Азия.

— Но сегодня о былых победах приходится забыть?

— Да, на советскую инерцию у нас накладываются современные реалии. Еще при СССР многие разработки начинались и это диссонирует с тем, что происходит в нынешних реалиях. Мы застряли в полупозиции: громко зашли, а теперь все застыло. Проникновение Ирана в экономику Сирии очень сильно, исламская республика не дает экономике САР сдохнуть. Иранцы заходят в различные отрасли, так что обеспокоенность Эмиратов вполне понятна. Даже если все нормализуется (чего все эти заливные монархии боятся), нечего будет восстанавливать, нечего будет брать в экономике Сирии. Это отражается во мнениях во дворце, в окружении президента Асада.

— Насколько серьезны проблемы?

— Скажем так, уже ощутимы их вполне конкретные последствия. Инициативы по продвижению нашей продукции натыкаются на отсутствие должного взаимодействия и не находят должной поддержки. Мы не просто не в привилегированном положении, на фоне иранцев нам приходится доказывать что-то и применять нестандартные методы решений.

— А в перспективе чем это может быть чревато?

— Если вкратце, все идет к тому, что мы останемся на нашей военной базе, а экономику будут делить заливные монархи и Иран. Бонусы от победы получат эти игроки, а не мы. И даже размещение самих баз могут однажды поставить под вопрос. Или придется за них платить.

— Если абстрагироваться от лозунгов и дружбы народов. Зачем Сирия России?

— Порты Средиземного моря — это выход на весь Север и Запад Африки. Кроме того, потенциал сирийцев высоко ценится в лиге Арабских государств. А это продвижение на этих территориях наших интересов. У сирийцев врачи, сильная система образования, инженерия, и мы могли бы использовать сирийский потенциал и дальше. Это крупный логистический хаб на эту часть света, ведь когда сирийская экономика восстановится, сюда польются деньги.

— А что думает местное население про ирано-израильский конфликт? Как относятся к ударам по Ливану, например?

— Израиль — это враг. Однозначно. И когда сирийцы в свое время бежали от обстрелов, ливанцы не всегда их принимали. Но сегодня Сирия принимает ливанских беженцев. Вот только что закончился рейд нескольких сирийских министров по местам размещения. К происходящему здесь относятся с пониманием. Но помогать у них сил нет, армия истощена. Нет денег на проведение реформ.

Мы все еще не потеряли Сирию, велики наработки СССР и, позже, в том числе структур Евгения Пригожина. Но сейчас у нас отсутствует единая внешнеэкономическая стратегия. Нет командной опеки со стороны государства. Мы почему-то думаем, что все должно расти само собой по законам рынка. Иранский президент прилетал и выбил кучу преференций для своего бизнеса. Но если бы у сирийцев была альтернатива в виде России, они были бы рады. У них экономически сложная ситуация, и недовольство стало физически осязаем даже в лояльных группах. Оно ощутимо растет.

Подготовил Сергей Дзержинский